В Беларуси в той или иной степени сохранилось больше тысячи памятников усадебной архитектуры. Большая часть из них – руины хозяйственных построек или фрагменты парков. И возродить их уже невозможно. Но есть немало объектов, которые, несмотря на войны и суровое советское время, смогли сохранить свой облик и либо попали в частные руки, либо находятся в расположении властей.

Все усадебные комплексы, которые используются государством, можно разделить на несколько групп учреждений:

• Административные (сельсоветы, конторы колхозов и т. д.)
• Музейные
• Культурно-образовательные (библиотеки, дома культуры)
• Социальные (больницы, интернаты)
• Рекреационные (места отдыха, санаторно-курортного хозяйства, объекты туризма)

Каждая группа имеет свои особенности и особые условия эксплуатации объектов. Cегодня мы поговорим о первой из них на примере двух усадеб, которые я недавно посетил. Находятся они в Можейково (Лидский район) и Большой Рогознице (Мостовский).

Можейково. Усадьба, которая превратилась в колхоз (и отреставрирована лишь наполовину)

Агрогородок Можейково расположен в 30 километрах от Лиды, совсем рядом с трассой Минск-Гродно (М6). Комфортно можно добраться на автомобиле или на дизеле из Лиды (выходить на станции Скрибовцы).

Усадьба в этом месте появилась благодаря роду Брохоцких, к которым имение перешло в середине 19 веке. В 1880-х Владислав Брохоцкий построил в Можейкове усадебный дом, флигель, конюшню, двухэтажный жилой дом для работников и разбил пейзажный парк. Как и многие другие постройки того времени, усадебный дом не имеет фундамента и представляет собой одноэтажное здание с мансардной четырёхскатной крышей и четырёхколонным портиком на главном входе.

По первоначальному проекту крыша была покрыта дранкой. Но в 1908-1910 Владислав перестроил дом в стилистике модерна. Гонту заменили жестью, на чердаке оборудовали пять небольших комнат и коридор, вместо полукруглых слуховых окон установили четыре квадратных шестистекольных окна. С правой стороны усадебного дома пристроили деревянную крытую веранду.

Все комнаты имели анфиладную систему дверей. Интерьеры выглядели скромно. В холле, салоне и салончике лежал паркет, остальные комнаты имели лакированные полы. Стены до 1910-го были покрыты обоями, позже покрашены клеевой краской. Ценной мебели в доме почти не было. В большом салоне стояли два гарнитура: из красного дерева с закругленными формами, оббитый темно-красным бархатом и более старый в стиле Людовика ХVI. Имелись старинный секретер, серебряные подсвечники и канделябры, несколько старинных неисправных часов. Библиотека состояла из книг, собранных в межвоенное двадцатилетие.

В 1932-м Владислав Брохоцкий умер, имение досталось его сыну Андрею – участнику Первой мировой, советско-польской войны, кавалеру Креста Виртути Милитари и Креста за Заслуги войск Срединной Литвы. В 1938 Андрей Брохоцкий построил в Можейкове спиртзавод, который функционирует до наших дней.

После национализации в 1939 на землях Брохоцких создали колхоз. Андрей Брохоцкий под чужой фамилией оказался в Гродненской тюрьме (1940-1941), в годы оккупации жил в усадьбе, после войны эмигрировал в Польшу.

Коммунисты разместили в усадебном доме местную администрацию. В 1980-е, когда в здании размещались дирекция совхоза и клуб, памятник архитектуры реконструировали.

Сейчас в усадебном доме находится администрация сельсовета, опорный пункт милиции и зал бракосочетаний. Снаружи здание выглядит достойно. Деревянные окна и двери, качественная штукатурка, уместный подбор цвета фасада, ненавязчивая фальцевая кровля. Как можно заметить, с 1939 сильных внешних изменений не произошло, разве что, пропали дымоходы. Редкая удача!

У входа в усадебный дом ко мне подошла приятная женщина. Как оказалось, секретарь в сельсовете. Она очень обрадовалась, что кто-то интересуется этим памятником, но призналась, что мало что знает о его истории. Наталья с удовольствием провела меня внутрь и разрешила всё посмотреть.

Со входа встречает железная винтовая лестница. По словам Натальи, оригинальная, хотя меня терзают сомнения.

Слева от входа размещаются рабочие кабинеты, справа – зал бракосочетаний. Никакой аутентики здесь не сохранилось. Потолки советские.

Мансардный этаж пустует. Наталья доказывала, что смотреть там не на что, но я решил проверить.

Поднявшись по лестнице, попадаешь в длинный коридор. Видно, что помещения на мансарде не используются уже давно и ремонт здесь никто не делал. Разбитые печи, стройматериалы, старая мебель – всё, что здесь можно увидеть.

Недавно поменяли стропильную систему, что обеспечит дому долгие годы жизни.

 

Практически во всех комнатах стены либо не так давно покрашены, либо покрыты обоями. Но в одном помещении я обнаружил вот это:

Узор в виде цветков василька сделан в технике «наката». Делали так и до революции, и в СССР. Могу предположить, что это 40-50-е годы.

На дверных наличниках под слоем краски виднеются цветочные росписи. На фото я добавил насыщенности, чтобы можно было рассмотреть. Возможно, появились они даже раньше, чем васильки.

Как небольшой итог: усадьба реально хорошо сохранилась, все постройки отреставрированы и достойны внимания. Респект.

Большая Рогозница. Усадьба, которая стала кооперативом с сайдингом

Из Можейково я поехал в деревню Большая Рогозница. Это уже Мостовский район. 

Комфортно добраться без автомобиля не получится. Единственный бюджетный вариант – дизель до Мостов и 20 км автостопом.

Усадьбу в Рогознице в 1791-м заложил Антоний Суходольский – известная в Речи Посполитой личность. Антоний участвовал в сейме 1778 года, был членом скарбовой комиссии ВКЛ. В 1788 при поддержке Августа Понятовского Суходольского избрали на четырехлетний сейм Речи Посполитой. Там он выступил против того, чтобы военная комиссия состояла только из поляков – хотел, чтобы она делилась на поляков и беларусов, а также выступил за поддержку униатства.

Усадебный дом построен в стилистике классицизма и представляет собой одноэтажное здание с портиком на центральном фасаде и ризалитом с обратной стороны. Фронтон портика был украшен гирляндовым фризом и изящно профилированным карнизом. Щит фронтона имеет необычную форму: прямоугольный с двумя «сплывами». В центре и по бокам щита находились вазы из бронзы, которые убрали в годы Первой мировой.

Ризалит имеет треугольный фронтон, украшен пилястрами, карнизом. В конце 19 века к ризалиту пристроили балкон на четырёх столбах.

Внутри дома находилась коллекция живописи, камин из белого мрамора с зеркалом в алебастровой раме, круглая печь из белой кафли. Самым почётным местом в доме была «королевская» комната. В ней остановился последний король Речи Посполитой Станислав Август Понятовский, когда гостил у Суходольских. В этом покое находился шикарный камин, украшенный голландскими изразцами, расписанными кобальтом. Про оригинальные интерьеры усадебного дома мало что известно, т. к. имение за свою историю сменило много владельцев.

После смерти Антония Суходольского Рогозница перешла к его старшему сыну Яну. Он стал казначеем Великого княжества Литовского и, как отец, участвовал в четырехлетнем сейме Речи Посполитой. Когда в 1794-м началось восстание, Ян Суходольский вместе с Тадеушем Костюшко отправился бороться за освобождение Отечества. Один из сыновей Яна Райнольд Суходольский стал известным поэтом, автором знаменитых революционных стихов и песен «Polonez Kościuszki», «Dalej bracia do bułata». Старший брат поэта Януарий Суходольский – первый беларуский художник батального жанра.

Николай I пригласил Януария в Петербург в Императорскую академию искусств, подарил перстень и приказал нарисовать картину в честь подавления восстания 1831 года. Но Януарий Суходольский делать это отказался.

После Суходольских Рогозница перешла к семье Шабанских. Когда началось восстание 1863 года, молодой Шабанский принял в нем участие. На расстоянии 4 км от Рогозницы произошла битва повстанцев с казаками, во время которой он погиб. На месте битвы установили валун с надписью: «Повстанцам 1863 года, богатырям за освобождение Отечества». Недавно памятник обновили.

В 1906 имение купил поляк Оскар Мештович и владел Рогозницей до сентября 1939-го, пока не погиб от рук коммунистов. За это время он успел построить костёл Девы Марии в неороманском стиле с элементами конструктивизма.

В 1,5 км от усадьбы среди поля и кустарников находилась каплица, построенная в одно время с усадьбой. Как рассказывают, возле нее перед восстанием собирались соратники Кастуся Калиновского. После восстания Муравьев приказал уничтожить каплицу. Русские сожгли храм, а руины разобрали уже в октябре 1939.

Сейчас усадьба принадлежит конторе местного СПК. В интернете я нашёл всего пару фото усадебного дома, по которым сложилось мнение, что выглядит он прилично. И действительно, издали здание смотрится привлекательно.

Ровно до того момента, пока не подходишь ближе, чем на 50 метров. Весь фасад покрыт толстым слоем фактурной декоративной штукатурки и дешевой краски. Безвкусно и отвратительно.

Пластиковые окна и двери – отдельная история. «Ну а как же, люди ведь замерзнут, вы что?»

Некоторые пилястры и вовсе «поплыли» и «утонули» в фасаде. Балкон лишился балюстрады, старая деревянная дверь приоткрыта, через окно видно груды хлама. Всё это говорит о том, что второй этаж, вероятнее всего, не используется.

После обхода здания по периметру я решил зайти внутрь. Что я увидел? Вот это:

То же самое место восемь лет назад:

Высокие двери? Ниши в стенах? Сводчатый потолок? Не интересно. Вот сайдинг – это действительно красиво! Коридоры, кстати, «облагорожены» по такому же принципу.

Не успел я сделать фотографию, как ко мне вышел директор данного предприятия. Он рассказал, что, конечно же, очень хочется привести здание в порядок, облагородить колонны (почему именно колонны?), но, проблема одна – деньги. Мужчина сказал, что сделали весь этот ужас еще до него, и показал свой кабинет, где нет ни намёка на аутентичность. Начальник был не очень приветлив, просил не фотографировать, так что заходить в другие помещения я не стал. Да и есть ли смысл?

Сразу за усадебным домом находятся остатки каменного забора, хозяйственная постройка, расширенная за счёт белого кирпича, и остатки парка, который превратился в джунгли.

Кстати, в отличие от Можейковской усадьбы, эта в Список историко-культурных ценностей не внесена. Напомню: памятник 1791 года!

Я никогда не пойму логики этого документа и принципов, по которым отбирают объекты. Список – отдельная история, как-нибудь я обязательно напишу всё, что думаю по этому поводу.

Из поездки я чётко уяснил: нет разницы, какому ведомству принадлежит памятник культуры, где находится и как используется. Просто для кого-то этот объект представляет историческую и эстетическую ценность, а для кого-то – просто коробка, которую нужно подстроить под свои предпочтения. Я руками и ногами за то, чтобы памятники архитектуры использовали как угодно, совсем не обязательно везде открывать музеи. Но делать это нужно с умом, красиво и аккуратно. Чтобы объект городской застройки (усадьба или промышленное здание), неся уже новые функции, сохранял свой первоначальный облик. И это будет возможным только когда руководить как колхозами и сельсоветами, так и райисполкомами и министерствами будут образованные, компетентные и небезразличные к своему наследию люди.