Об особенностях физиологии инвалидов задумываются немногие, поэтому часто публика не знает, как реагировать на откровенно неудобные ситуации. Активист Саша Авдевич, который из-за травмы передвигается в коляске, рассказал, каково это – лететь в самолете, если ты не можешь контролировать свои рефлексы и пользоваться общей уборной.
Примечание от редакции: сначала мы увидели Сашин пост в фейсбуке и сняли перед ним шляпу за то, что он вскрывает такие интимные темы, причем с чувством юмора. А потом всё же узнали, чем закончилась неудобная история и чего мы не знаем о буднях людей с инвалидностью.
«90% людей, которых вы видите на колясках, не чувствуют ни свой акт дефекации, ни мочеиспускания – от слова абсолютно. Поэтому мальчики ходят с уринобэгами, а девочки гоняют в памперсах. Конечно, можно периодически делать катетеризацию, но когда ты опаздываешь, например, на авиарейс, тебе не до этой процедуры. Уринобэг – это что-то типа специального презерватива с резиновой трубкой, благодаря которой твой «продукт» жизнедеятельности попадает прямиком в пакет, прикрепленный к ноге. Соль в том, что трубка должна быть плотно закреплена посередине, но, из-за того, что у тебя нет возможности ходить и ты постоянно перетаскиваешь задницу, условно, с кресла на кресло, следить за выполнением этого условия сложно. Как только трубка спадает с «презерватива» – привет, протекание. Я уверен, что у многих колясочников такой казус не раз случался в такси или коляске. У меня их было немало, особенно в первое время после травмы – поначалу ты вообще не понимаешь, как нужно за собой следить. Мой самый большой страх заключался в том, что подобное случится именно в самолете… И вот, это произошло: я «протек» на борту боинга Москва-Минск.
Я всегда покупают билет на самолет с пометкой «для колясочника». Так что авиакомпания заранее знает, что у нее на борту будет инвалид. Поэтому уже в аэропорту к тебе должны приставить помощников, которые будут ходить следом, вплоть до посадки в самолет. Но ведь никому не охота по приезду на регистрацию орать на все здание: «Я тут вообще-то на коляске!».
Аэропорты – безбарьерная среда, на кой черт мне ребята, думающие в спину: «Толкать его коляску или он сам хочет ехать?» Я люблю свое личное пространство. Поэтому, когда летел в Минск, сам спокойно прошел регистрацию, досмотр и доехал до гейта. Но там на меня круглыми глазами посмотрела девушка, мол, а чего это вы не сообщили, что колясочник – как мы будем вас затаскивать в самолет? Мое замечание о том, что у них есть данные, что на рейсе есть инвалид, проигнорировали. Ответили, что я должен был еще кому-то пойти голову задурить, чтобы мне перед посадкой подготовили специальную маленькую коляску. Мало кто знает, но на стандартных боингах нет возможности ездить на обычной инвалидной коляске – только специализированной. Но и ее тоже на борту нет. Привозят только после посадки самолета.
Наконец, сел в свое кресло. Расслабился. Прошло двадцать минут полета – и тут я понимаю, что пережал шланг от уринобэга, и «презерватив» вылетел. Пассажирам как раз принесли еду и чай. Рядом стоит стюард с тележкой, мой сосед – крупный лысый мужчина берет это всё, передает мне. А я понимаю, что сейчас как потечет… Стыдно: я же взрослый мужик. Сижу, злюсь на себя, а сделать ничего не могу. Стюард стоит возле нас ещё минут пять, я сижу мокрый и красный. Сосед ничего не понял, но надо же было что-то сказать. Говорю: «Подайте мне рюкзак». Слава богу, проход в этот момент освободили.
Все вокруг едят, да к тому же у меня стоит еда на опущенном подносе – просто «идеальная» картина.
Я сижу на мокром кресле, вытирая всё, что могу. Понимаю, что еще сорок минут лететь – включаю сразу два обдува. Их плюс в том, что он направлен вниз, на ноги, поэтому хорошо помогает нейтрализовать запах. Открываю журнал, ищу страницу с рекламой духов, нахожу пробник и, как могу, растираю его рукой. Даже думал как бы случайно воду разлить – но какой толк, если вся суть в запахе: очевидно, вода так не пахнет. А возьми я одеколон и начни его вдруг распылять над собой – выглядел бы еще более странно. Мне хотелось максимально скрыть факт произошедшего от летевших со мной людей. В общем, так и летел с журналом на коленях до Минска. А еще писал пост про эту ситуацию в Facebook – в надежде, что мой сосед справа его прочитает и это меня оправдает.
Еще пришлось отстегнуть ремень безопасности: когда шли на посадку, стюардесса подходит и говорит: «Пристегнитесь, пожалуйста». Ох, это было очень сложно. Но в итоге никто ничего не заметил. Когда мы приземлились в Минске, все пассажиры вышли – по правилам инвалид всегда заходит на борт первый, а выходит последний. За мной пришли с маленькой коляской, я молча пересел в нее из мокрого кресла. То ли из-за учтивости, то ли следуя некому регламенту, мне никто ничего не сказал. Я тоже молчал: было ужасно стыдно, хотя, возможно, следовало объясниться. Меня отвезли в аэропорт, где я пересел на свою коляску и очень быстро направился в туалет для инвалидов. И он был закрыт – спустя некоторое время вышел мужик и я подумал: «Твою мать, как же ты невовремя нарушил правила пользования этим туалетом!»
Ни один человек в моей ситуации не будет громко заявлять: «Я инвалид, я описался! Сделайте что-нибудь».
Больше всего мне хотелось негласной помощи от бортпроводников.
Если бы стюард или стюардесса подошли к моему ряду, попросили соседа ненадолго отойти и молча, не афишируя, укрыли меня пледом – я был бы просто счастлив. Мол, парень, мы все понимаем – у нас уже такое было, всё нормально, не переживай. Это самое нужное отношение к человеку в такой ситуации.
Проблема в том, что даже если стюарды, которые были на моем рейсе, и хотели помочь – они наверняка не знали, как и чем именно. Всех бортпроводников мира уже научили в улыбаться всем и в любой ситуации, но они никак не осведомлены о физиологии колясочников. Я очень надеюсь, что найдутся некоммерческие государственные организации, которые захотят это исправить. Например, проведут тренинг для российской и беларуской авиакомпании. Ведь у меня был с собой рюкзак, где лежали еще одни штаны – но я же не стал бы переодеваться прямо в салоне. Возможно, этот момент можно проработать и придумать гуманное решение. Я летал на большие расстояния, подобного не происходило: да, уринобэг наполнялся, но я просто менял его. Даже думать не хочу о том, что делал бы в ситуации, если лететь нужно было бы не 60 минут, а десять часов.
Ну и последнее: было бы просто отлично, если бы вместо чая с булочкой в билет для колясочников включали урологические катетеры или памперсы. В общем, минимальный набор инвалида, чтобы он чувствовал себя в полете свободно, зная, что ему не грозит ничего подобного».
Саша Авдевич, рубрика «Места»,