Ад начинается с приемной, заканчивается – выпиской. Это если говорить о больницах. Если о поликлиниках, то не забудьте бесконечную беготню с анализами по врачам и беспрестанные осмотры. Даже когда впереди тебя шар размером с планету Земля, и ты с трудом садишься на унитаз, тебя все равно вынуждают взлетать на неудобное кресло и раздвигать ноги. Ты звонишь подруге в Европу: «Слушай, ты тоже каждые две недели пауком на кресле висишь да анализы сдаешь?» Ответ: «Ты че, с ума сошла? Мочу сдала и пошла, беременность – не болезнь». Ощущение такое, будто наших беременных готовят к выходу в космос: столько требуется проверок, явок и справок.
Врачи, которые ненавидят рожениц
У меня вопрос к врачам в роддоме: зачем вы идете в эту профессию, если так ненавидите людей? Моя подруга Аля никогда не пойдет работать в детский сад. Чужие дети её раздражают. Выливать негатив и нервозность на маленьких спиногрызов у нее нет желания, потому что каждый заслуживает уважения, будь то ребенок, взрослый, или муравей на дороге. Я не смогу работать стюардессой. Потому что попадись нервный пьяный хам, который будет орать, что я должна «девочкой метнуться за холодным виски», я пошлю его «на х*й», такая вот выдержка. Нужно обладать ярко выраженным садизмом, чтобы работать в области, где тебя тянет тошнить каждую секунду – от происходящего вокруг. Очевидно, это попахивает психологическими нарушениями.
В роддомах достаточно злобных равнодушных людей, не способных на каплю душевности. Что в приемной, что в отделении лишь единицы способны улыбаться, говорить ласковые слова, помогать, подбадривать. Ты чувствуешь себя овчаркой, которой на ровное «фас!» нужно поскорее выполнить команду, и главное – ничего не спрашивать, потому что это вызовет раздражение человека в белом халате. В приемном отделении тебя расчленят за то, что ты вещи принесла в аккуратной сумке, а не в пластиковом пакете из какого-нибудь «Простора». «Негигиенично!» – отвечают тебе на вопрос, чем плоха сумка. Ты смотришь на скомканный пакет, в котором хаотично свалены тапки, вода, печенье, белье да полотенце, и не понимаешь – почему в сумке негигиенично? Ругаться бесполезно, тебя ткнут носом в правила, где черным по белому написано, что ты должна быть в тапочках, сменной одежде и личные вещи нести в пакете. Если ты нарушаешь правила больничного распорядка, тебя выгонят из больницы и обратно не примут. А ты беременная, и совсем дура, поэтому всему веришь. Кто богаче, тот тупо платит, чтобы не сталкиваться с совком, не выветрившимся из наших больниц до сих пор. Несмотря на то, что ты можешь поговорить онлайн с подругой, которая живет в Америке, и что пеленки сменили памперсы, и повсюду чудо вай-фай.
Мы привыкли бояться врачей. У нас два выхода: либо платить «денюжку» тихо в кармашек, либо бояться и молчать, стараясь лишний раз не жаловаться, не спрашивать, строго выполнять врачебные предписания. Ты же ни черта не знаешь, а врач – в теме, поэтому нужно сидеть смирно и не высовываться. Вы спросите: зачем врачу доброта? Главное, чтобы дело свое делал хорошо. Верно. Но дело вы имеете с людьми, а не с табуретками, и нужно понимать, что каждая сволочь на этой земле хочет доброго слова. А мы говорим о беременных дамочках, которые боятся, нервничают, которых бьют гормоны, атакуют прыщи и мочевой пузырь, не желающий закрываться ни на минуту.
Больничная жизнь с её хамством, злобой и равнодушием
Единственная больница, где все немного современно – это РНПЦ «Мать и дитя». Удобные низкие кровати, гинекологические кресла, опускающиеся вниз, чтобы была возможность вскарабкаться на них, современная медицинская аппаратура, врачи, которые сталкиваются с потоком бесконечных патологий, а потому готовы к неожиданностям. В других больницах, не говоря уже об областных – сквозняки, отваливающаяся штукатурка и невменяемый персонал, для которого срыв обеда внезапными родами равен объявлению войны.
«Куда рожать собралась, у меня сейчас обед, я с утра еще ничего не ела!» – кричала на меня врач, увидев, что пора в родзал, рассказывает Татьяна.
«Девки, вы не на курорте, чтобы с вас пылинки сдували, ну покричали, ну, не подошли лишний раз, главное ж – родила», – комментирует девушка Оля.
Действительно, больница не курорт – девиз нашей страны. Больные у нас не в почете, это вам не ледовый дворец, отчего вдруг люди должны улыбаться и проявлять благодетель при вашем появлении?
«Мы заложники системы», – скажет вам любой врач. Убогий ремонт, санузел на весь коридор, старые кровати и протекающий кран немым укором ложится на плечи врачей. На самом деле, пациентам в Беларуси плевать на кровати и отсутствие полотенец. Если ты не можешь позволить рожать в Майами, то должна понимать, что ждет тебя в стенах белорусской больницы. Убогость системы – печальная кара за бесплатное медицинское обслуживание и минимум государственных дотаций. Она должна сплачивать несчастный народ Беларуси. Облупленные стены, кресла-убийцы и тюремная пайка должны быть противовесом людской доброте. А пока мы хамим, ненавидим, шпыняем пациентов и рожениц, мы становимся частью системы, где с молчаливого согласия совершаются самые страшные дела.
Люба: «Пока я металась в схватках на железной кровати, ко мне никто не подошел. Была глубокая ночь, врач подсчитал, что рожать мне еще четыре часа, благополучно свалила. Я слышала, как она пьет чай с акушеркой, за стенкой, рассказывая какой-то мудацкий случай из жизни о своем любовнике. Наконец она ко мне подошла, увидев испачканные простыни, заставила меня встать и отнести их в бельевую. Я плакала и говорила, что чувствую, как мой ребенок выходит, но она лишь скривилась от отвращения».
Оля: «Знаете, когда врачи становятся добрыми? Если что-то пошло не так, и вам или ребенку угрожает смерть. А если умер, так карамельным медом стелются, в глаза заглядывают, пытаются понять, ты побежишь в прокуратуру или промолчишь, сломленная горем? Им страшно от того, что ты валялась одна всю ночь, что звала и кричала их, а они отмахивались от тебя, словно от комара. Сделают КТГ – норма – убегают. А ты лежи, кричи, а лучше заткнись – не одна тут такая. А потом, ох-ё-мое, у ребенка нет сердцебиения, и понеслась. Как в глаза смотреть, не знают, таблетки подсовывают, чтобы молоко пропало, или чтобы спала, как твой мертвый младенец. Чтобы вырубило тебя навсегда от боли, от чужих детских криков голодных, от счастливых глаз, чтобы забыла, как просила врачей лишний раз подержать тебя за руку. Но роды ведь – не болезнь, все бабы через это проходят. Это война, детка, и каждый сам за себя. Сопли и слезы утирать тебе никто не будет. Врач нужен, чтобы лечить, а не поддерживать».
Помню, как перед родами созванивались с приятельницами. Все в таком же положении, месяц, два – и финиш. Мамочки, у которых уже двое детей, всё равно говорили: «Знаешь, боюсь». Расспросишь детально: «Боишься-то чего? Ну, больно, ну поорешь, не привыкать, проходила же, знаешь». Ответ один: да вся эта больничная жизнь с её хамством, злобой, равнодушием.
Его величество Режим
Близких в больницу не пускают. Больница подобно оккупированному городу, пробиться сюда можно, только следуя режиму или партизанскими тропами да взятками. В «загнивающем западе» рожают семейством, в палате могут присутствовать и родственники, и отец – бактерий никто не боится, дезинфекцией не пугают. Есть простая в своей сути истина: роды – это столь важный момент в жизни женщины, что ей нужна поддержка и опора.
В нашей реальности правит Режим. Выходить на улицу после родов нельзя – подцепишь заразу. Пускать отцов в палату нельзя – принесет заразу. Выносить ребенка из палаты нельзя без одобрения врача – подцепит заразу. Только по какой-то странной причине по палатам бродит продавец памперсов и без зазрения совести хватает детей за пятки, пытаясь прочесть на бирочке имя и фамилию матери, чтобы всучить ей рекламный листок. Мамы боятся чихнуть лишний раз в палате, чтобы не нарушить его величество Режим и не прогневить врачей с их требованиями строго соблюдать правила. Задаешь много вопросов – назовут истеричкой. Просишь помощи – слабачка. Плачешь от переизбытка гормонов и навалившегося страха – невротичка. Жалуешься на неудобную кровать – тоже мне примадонна.
В родах баба должна быть сильной, как бык на родео. Плакать, ныть, орать, просить, печалиться – удел рефлексивной дуры с замашками царевны.
«Больно всем, девочка, поэтому жалеть тебя никто не будет». На первый взгляд не поспоришь. Рвать сердце из-за каждой пациентки для врача равнозначно тому, чтобы угробить свое здоровье и истерзать душу – а кому это надо? Результат в 70% одинаков, плохое забывается, все счастливо укатывают домой с младенцем под мышкой, оставив врачам пластиковый пакет с конфетами и шампанским.
Я помню, как отвратно (по мнению медперсонала) вела себя одна из мамочек. Она плакала, билась головой об стену, просила врачей помочь, но ей щупали живот и молчаливо покидали в палате. Чтобы на выходе говорить: «Это же надо так себя вести. Какое мерзкое поведение! Я ей не мамочка, чтобы жалеть. У меня сотни рожениц, на всех не напасешься». Почему? Что такого страшного в добром слове, в ласковой поддержке? Никто не просит врачей укачивать беременных на руках, целовать и делать массаж ног. Презирать только не надо. Торопить, словно перед вами опаздывающий пассажир, а поезд вот-вот уедет.
Александр: «Я рад, что присутствовал на родах супруги. В другой палате лежала женщина, которая стонала всю ночь, одна. Врачи к ней совсем не подходили. Я свою жену за руку держу – ей легче. Страх и боль же для всех одинаковы, теплая поддержка никому еще не мешала. Да и врачи работают совершенно иначе, когда рядом есть посторонний наблюдатель. Не было бы меня, не представляю, как жене трудно было, врачи, знаете, редко рады своей работе».
Сарафанное радио, где имя врача передают их уст в уста
Доверяя свое здоровье и жизнь ребенка врачу, хочется сказать: «Пожалуйста, не смотрите на меня так, будто я увела у вас мужа, не надо вашей усталости и нервов. Не идите в профессию, если по призванию вы – палач». Большинство специальностей связано работой с людьми. Это и нотариусы, и адвокаты, и контролеры, и актрисы, и операторы… Не может служить оправданием тот факт, что: «вас много, я – одна». Лучше выбрать тихую пристойную профессию ассенизатора и очищать трубы в свое удовольствие, соскребая дерьмо со стенок, без нервотрепки, просьб и жалоб.
В одном из роддомов работает врач, назову её Лидия. Стаж перевалил уже за тридцать лет. Рожать в ее смену хотят все мамочки. Лидия приходит на работу и освещает все вокруг, будто лампочка Ильича. Она приветлива и добра, к каждой находит подход, никогда не раздражается и способна вскочить с кровати в три часа без отвращения на лице. Стоит рядом во время схваток, поддерживает словами. Даже самая тупая истеричка успокаивается, словно убаюканное дитя на руках матери.
Таких врачей как Лидия – много. Сарафанным радио проносятся фамилия из уст в уста – о тех, чей профессионализм крепким узлом соединен с гуманизмом. Как правило, чем выше уровень мастерства врача, тем отзывчивей и добрее он на самом деле. И звания, и степени тут ни при чем. Это просто определенный уровень духовности и сложный этап личностного развития, когда ты понимаешь, что твоя работа – помогать людям, и что, несмотря на трудности, тебе воздастся с лихвой. Не только украдкой отданными конвертами с долларами или пакетами с виски и «рафаэлло», но и человеческой добротой – ответной реакцией, когда ты помогаешь кому-то, а кто-то помогает тебе.
Часто говорят, что чудо – это появление на свет маленького нового человека. Значит те, кто помогает, должны быть чудесными людьми, ведь они соприкасаются с волшебством каждый день. В роддомах нет места злобе, высокомерию и халатности.
