Меня мало что трогает. Кажется, душа покрылась коркой льда, а нервы – как провода, с которых свисают сосульки. Меня абсолютно не тронули выборы. Чуть кольнуло чувством горечи и несправедливости, когда по первому экзит-поллу Гайдукевич, слабый кандидат с никакой программой, перегнал на 0,3% складно говорившую Короткевич, за которую хотя бы не стыдно – очередной диагноз нации, увы. Позже все стало на свои места: Гайдукевич 3,32%, Татьяна Короткевич – 4,42%. Вся наша надежда на реформы – всего лишь статистическая погрешность. Зато никто со вчерашнего вечера не сидит в тюрьме. Жизнь на ближайшие пять лет стабильна, как в болоте.
И тут бы совсем упасть духом, если бы не одно событие прошлой недели, за которое я предлагаю цепляться всякому интеллектуалу, если прижмёт с тоски, как меня. Событие, как ни банально – Нобелевская премия. Я все выходные читала «Время секонд хэнд», и находила на страницах Светланы Алексиевич знакомые сюжеты. В книге могло бы быть место женщинам с начёсами, которые не хотели показывать независимым наблюдателям бюллетени – «а зачэм?», пенсионерам, которые говорили комиссии предварительного голосования: «Да на што эти выборы? Ставь за кого хош!» Я читала книгу и думала о том, что если вас еще удивляет день сегодняшний, то вы найдете в этой летописи ответы все на вопросы – почему так, а не иначе.
Но вернусь на четыре дня назад. В тот знаменательный четверг было редкое ощущение народного праздника. Тихий и незаметный, но счастливый день: ты идешь по проспекту Независимости и думаешь, что перед тобой страна, у которой теперь есть Нобелевская премия по литературе. Страна, где помимо унылой власти и радикально дерзкой оппозиции сформировался целый класс людей вроде тебя, которым не нравятся ни первые, ни вторые. На этот класс всем плевать, его не замечают, а стоит высунуться – получишь по пятое число и будешь оправдываться в том, что ты не агент КГБ, ведь роли-то давно расписаны. Мы своего рода партизаны, практикующие эзопов язык, не уверенные даже в своём собственном существовании. И тут раз – бабах по голове кувалдой – держите Нобелевку, дорогие партизаны, мы вас видим, знаем, чувствуем, что вы существуете. И такая всепоглощающая радость и гордость – буквально изнутри распирало. Пока возле гостиницы «Минск» по пути домой я не встретила белорусского художника Юру Виноградова.
Я чуть ли не бросилась его обнимать. Говорю: «Всё, Юра, у нас премия!» И тут Юра вдруг внезапно ответил: «Так это у неё премия. У нас нет».
Вот так я первый раз столкнулась с хронической неспособностью класса свободных и независимых принять Нобелевскую номинацию как свою победу. Пообщавшись с Юрой Виноградовым, я давала интервью московскому телеканалу «Дождь», по прежнему чувствуя себя чуть ли не виновницей торжества. Спрашивали, поздравил ли Лукашенко Светлану Алексиевич (на тот момент поздравил, шесть часов спустя), и чья это победа – его, предвыборная, или все-таки народа? Я ответила, что Лукашенко здесь ни при чём. А потом сказала фразу: «Радует, что абсолютно вменяемая, мудрая, добрая европейская Беларусь, не изуродованная ни режимом, ни оппозиционной борьбой, первый раз на вершине мира. Первый раз мы существуем, нас видно издалека».
Когда эфир закончился, полезла для сверки маршрутов в Facebook. С великим изумлением прочла комментарии коллег Светланы Александровны: писатели Адам Глобус, Альгерд Бахаревич не разделяют чувство гордости за белорусскую нацию, потому что не считают Светлану Алексиевич таким белорусским писателем, как надо. Я прочла посты друзей в Facebook, и от неожиданности глаза на лоб полезли: «Когда она напишет по-белорусски, мы, белорусы, скажем, что она белорусский писатель, а пока увы, не наш праздник». С одной стороны, я понимаю мотивацию. Люди, живущие много лет во внутренней эмиграции, не принимают ничего, что напоминает им о реальном мире. Им чужд сосед, живущего с портретом Сталина, прибитого степлером к ковру, они не хотят знать, что чувствует 70-летний терапевт в поликлинике, который зарабатывает три миллиона белорусских рублей и как огня боится Майдана, потому что тогда ему не будет хватать на хлеб и куриный полуфабрикат в сети «Евроопт».
Пока мы хоронили советский мир, Светлане Алексиевич хватало мужества брать интервью у таких, с нашей точки зрения, лузеров. Пока мы приспосабливались зарабатывать свой рваный евро, нам казалось, что и общество идет за нами. А оно осталось в прошлом.
Люди, о которых пишет Светлана Алексиевич, нам не интересны. Помню, на KYKY мы публиковали опрос жителей в деревне Радошковичи: «Каким медиа доверяет белорусский народ». Просмотров – по нулям, публике до отвращения не интересно, что говорит и думает забитый необразованный белорус. Алексиевич пишет про таких людей. Её книги читать тяжело именно поэтому – прямая речь лузера, неинтересного, слабого, ничего не меняющего ни в своей жизни, ни в жизни общества. Блин, да сколько можно! Мы хотим читать про то, как возможно всё!
«Адметныя», «асобыя» – это мы, и литература должна быть нам под стать: яркий мотивирующий роман о людях, способных изменить мир. Наши писатели должны говорить про новое время и страну, которую мы выстрадали за двадцать лет в аутсайде. Поэтому Светлану Алексиевич не любят. И не полюбят здесь никогда.
Андрей Дынько, главред «Нашай Нiвы», написал у себя в Facebook, что Светлана позвонила ему после оглашения результатов премии и предложила приехать дать первое интервью в их маленький офис. Я была в редакции «Нашай Нiвы». Представить, что эта крошечная квартира на Золотой горке будет местом первой после Нобеля конференции – реально сложно. Не роскошный лобби свежего отеля, которых в Минске уже с десяток, не шикарный офис вроде Tut.by или другой редакции, которая зарабатывает деньги.
Нет, Нобелевский лауреат намеренно выбрала старую редакцию, которая не нужна ни власти, ни бизнесу – существует вопреки, на неведомо какие деньги. Почему она это сделала? Разве не нужно одеться во все самое лучшее, даже если в кармане грош, усесться в самые красивые стены и праздновать победу? Нет, наш первый Нобелевский лауреат считает, что не нужно врать. Зарплата врача по-прежнему семь миллионов рублей, если он работает в обе смены, журналисты зарабатывают 300 тысяч за статью, и не мрут от голода. Человеку, если так разобраться, нужно совсем немного: лавка, чтобы спать, и хлеб, чтобы есть. Поэтому не нужно врать. Никакие мы не «адметныя». Люди не меняются, они продолжают жить и довольствоваться тем, что есть. Они выбирают Лукашенко на пятый срок, и им в голову не приходит, что это не нормально.
Есть еще один момент: Алексиевич критикуют за формат ее книг. Дескать, это не литература, а интервью, разговоры с людьми и их прямые цитаты. По сути, каждый человек за свою жизнь выслушивает сотни похожих историй. Выходит, таких книг, как у Светланы, должны быть сотни? Но их нет. Сейчас объясню, почему. Нормальный писатель собирает истории, перемалывает их в муку субъективизма и вещает от имени себя, любимого. В этом смысле литературная журналистика Алексиевич – разрыв шаблона, революция классической литературы.
Кажется, эту революцию могли сделать только здесь, в Беларуси, где принято не замечать ни ближнего и его трагедий, ни себя самого.
Оттого победа Алексиевич – подарок нам, отчаявшимся, кто не считает себя важными цацами. Кажется, если мы перестанем врать самим себе и не станем прятать глаза от собственных родителей, голосовавших за Лукашенко, мы вмиг поймем – это наша Нобелевская премия. Той Беларуси, где люди хотя бы говорят друг другу правду.
