В официальных письменных источниках Смиловичи известны с 1592 года как «местечко» — маленький городок в составе Минского воеводства Великого княжества Литовского. В нем проживали татарские, еврейские и христианские семьи (приблизительно в одинаковой пропорции). Главной достопримечательностью, контрастирующей с деревянными домиками Смилович, всегда был старинный дворец и парк, которым владели в разное время несколько именитых шляхетских родов: Огинские, Манюшко, Ваньковичи. Последним хозяином усадьбы был Леон Ванькович – человек практичный, дельный и энергичный.

Имение при нем расцвело и приносило неплохой доход – 3000 рублей серебром. Особняк Ваньковичей был роскошным зданием над рекой Волмой – с зимним садом, бильярдной, залом охотничьих трофеев, столовой с фамильным серебром, богатейшей библиотекой, портретной галереей с картинами известных белорусских и польских мастеров, среди которых до 1919 года красовался шедевр белорусского романтизма – знаменитая картина Валентия Ваньковича «Адам Мицкевич на горе Аю-Даг». После начала Первой мировой войны, опасаясь не только мародерства немецких войск, но и красного террора, хозяева вывезли полотно в Варшаву, где оно сегодня находится в Национальном музее.

Малая родина Хаима Сутина и Шраги Царфина

В Смиловичах родились двое известных на весь мир художника – Хаим Сутин и Шрага Царфин. В населенном пункте, где живет не больше 5000 человек до недавнего времени никто не знал про земляков, чьи картины стоят миллионы долларов. «Кто это Сутин и Царфин? Да, тут проходила черта оседлости в свое время, евреев было много, разве всех запомнишь», – это типичная реакция смиловического жителя на вопрос, известны ли ему имена художников Парижской школы. Их больше беспокоят цены на помидоры и мясо в частных магазинчиках поселка. Говорят, дороже, чем даже в Минске. Волнует и тот факт, что закрылся кожевенный завод, на котором работало население Смиловичей. Местная валяльно-войлочная фабрика еще как-то держится на плаву, но в основном за счет приезжих туристов, которые охотно покупают странные валенки непрактичного светлого цвета с узорами – аж по 40 рублей за пару.

«А еще у нас тут аграрный колледж и сельскохозяйственный лицей! Только в Смиловичах в Беларуси можно выучиться на пчеловода, например», – хвастаются местные. Большинство жителей поселка предпочитают ездить на работу в Минск или в находящийся неподалеку Национальный аэропорт – хотя бы потому, что там «зарплаты не по три-четыре миллиона старыми», как на войлочной фабрике. Аграрный колледж, которым они гордятся, находился как раз в усадьбе Леона Ваньковича – в том дворце, который был поновее. Старая же часть замка была запущена долгие годы – кирпич-сырец начал крошиться и разрушаться, а сами помещения стали использоваться как отхожее место.

Буквально пару лет назад на государственном аукционе усадьбу купила минская компания, которая производит пластиковые окна. Компания сильно не пиарится – купили, и всё тут… Грех было её не купить за 21 тысячу долларов. Аукцион проводили пять или шесть раз, всё понижая стоимость усадьбы, – снести ее и расширить парк стоило бы дороже. По словам очевидцев, на расчистку дерьма ушло несколько дней и несколько ассенизаторских фур. И ведра четыре слюны, которой плевался новый хозяин усадьбы.

«Странно, что когда мы учились в школе, нам никто из учителей не рассказывал про Хаима Сутина. Как будто стеснялись самого факта, что тут он не пригодился, а во Франции стал известным, – рассказывает Марина Иванютина, живущая всю жизнь в Смиловичах.

Музей Сутина появился на родине художника совсем недавно – в 2008 году выделили три комнаты в Центре творчества детей и молодежи. «Даже не знаю, что там можно было выставить – ни одного подлинника картин Сутина здесь нет. Я так в музей и не сходила ни разу, хотя в том же здании занимаюсь в фитнесс-зале», – говорит Марина.

Как искали экспонаты для «Пространства Хаима Сутина»

Музей и впрямь уникальный. Он не государственный и не частный, находится на балансе Центра творчества детей и молодежи. Из соображений экономии – статус фактически школьного музея позволяет не держать в штате главного бухгалтера, уборщицу и хотя бы одного научного сотрудника. В год Культуры у государства, как обычно, не хватает для этого денег, поэтому было решено не переводить его в музейный фонд, а оставить всё как есть. Главный методист и руководитель «Пространства Хаима Сутина» – Светлана Хасеневич.

Она вспоминает, как искали всем миром хоть что-то, что может быть экспонатом. Например, житель деревни Дукора Михаил Щерба рассказал, что у него в доме хранятся свитки Торы. Дед Михаила нашёл в 1941 году в одном из еврейских домов священную книгу и использовал её при строительстве нового дома в деревне как утеплитель для чердака. Засыпал сверху сухими листьями и опилками. Как ни кощунственно это звучит, но именно благодаря этому свитки Торы начала 19 века сохранились практически в идеальном состоянии, и, поскольку Тора не подверглась осквернению, то может быть использована верующими и сегодня.

Старожилы вспоминают, что в родительском доме Сутина были две его работы. Он изобразил мать в зеленом платье и старшую сестру Метку в пенсне. Но в военное время они куда-то пропали и так до сих пор и не нашлись ни в Смиловичах, ни в зарубежных частных коллекциях. Да и сам дом многодетной еврейской семьи по улице Минской, недалеко от главной смиловичской синагоги, не сохранился. Как нет и могилы отца и матери, умерших еще до войны с немцами.

Долгое время считалось (факты до сих пор не исправлены в Википедии), что семья Сутина погибла в смиловическом гетто в 1941 году. Тогда в районе улицы Соломянка за один день 14 октября было убито 2000 евреев. Но племянница художника Наума (Нина) Ферапонтова, жившая в Минске и всю жизнь проработавшая на швейной фабрике, говорит, что отец художника умер в 1932 году. Мать после его смерти жила в доме младшей дочери Этель, где и умерла в 1938 году. Сама Этель болела диабетом и очень трогательно просила у ставшего успешным в Париже брата денег.

Несколько фактов из жизни уроженца Смилович

Хаим был десятым из одиннадцати детей и даже точная дата рождения его неизвестна – братья и сестры будущего художника с такой регулярностью производились на божий свет мамой Сарой, что Соломон Сутин перестал в какой-то момент записывать даты их рождения – все равно через год-два будет новый младенец. Будущего художника воспитывали в религиозном духе: он вспоминал, какое сильное мистическое впечатление в детстве на него производило празднование субботы, аккуратно посещал синагогу в Минске и Вильно. Но основные надежды семьи возлагались на старшего сына, который должен был стать раввином.

Маленький Хаим предпочитал уединение в парке при усадьбе Ваньковичей, где добрый хозяин старинного дворца Леон Ванькович поощрял талантливого подростка и давал ему деньги на кисти и краски. Однажды, разозлившись на сильно религиозного отца, Хаим нарисовал картину, на которой изобразил похороны главы семьи. Тогда братья и отец его избили, ведь в иудейской традиции вообще нельзя изображать человека, а уж тем более представлять его в гробу… По местной легенде, в тот день Хаим ушел по прямой дороге в Минск, даже не оглянувшись на отчий дом.

В Минске он учился на ретушера в фотоателье в семье старшей сестры (к слову, фотостудия до сих пор работает на улице Интернациональная). А еще через два года со своим другом Михаилом Кикоиным уехал в Вильно в Школу изящных искусств. Будущие художники мечтали увидеть Париж. Сутин попал туда через еще четыре года, поселился в знаменитом «Ля Рюш» («Улье») и свел знакомство с художниками Парижской школы, выходцами из Беларуси. Это и Марк Шагал из Витебска, и Файбиш-Шрага Царфин из Смилович, и Осип Цадкин, витабский еврей по отцу, и Жак Липшиц из Гродненской губернии. Но крепче всего была дружба с итальянцем Амадео Модильяни, пусть она продлилась недолго из-за преждевременной кончины последнего.

Хаим напишет более двухсот работ на юге Франции, удачно продаст многие из них и станет вполне состоятельным человеком. Свою семью, оставшуюся в Беларуси, он будет поддерживать материально, однако, опасаясь (и не напрасно) того, что обратно во Францию коммунисты его не выпустят, в родные Смиловичи не вернется никогда. Умрет художник в Париже в 1943 году. Умрет от перитонита в результате слишком поздно сделанной подпольной операции.

Вместо Сутина – подлинники Царфина

Картины Сутина дорожают с каждым годом в несколько раз и улетают с аукционов типа «Сотбис» за 15-18 миллионов долларов. Купленная Белгазпромбанком за «жалкие» 1 805 000 долларов «Ева» сегодня находится в Национальном музее в Минске на хранении, но не выставляется – ожидает момента, когда банком будет отстроена отдельная галерея. При такой расстановке сил, согласитесь, создать в Смиловичах хоть какую-то экспозицию было идеей на уровне фантастики. Однако предприимчивые местечковые белорусы и тут сумели выкрутиться.

Директор международного культурного фонда «Наследие и время», переводчик Юрий Абдурахманов рассказывает: «Я до сих пор поражаюсь сам себе, как мне удалось провернуть такую авантюру. Пару лет назад я встречался в Париже с дочерью земляка и друга Хаима Сутина, представителя той же Парижской школы Шраги Царфина. Ее зовут Лилиан, у нее есть небольшая семейная коллекция работ отца. Тогда она подарила именно нашему полулегальному музею две небольшие картины Царфина «Девочки на пляже» и «Букет». А год назад она передала в дар нашей организации большое полотно без названия, с тем условием, что находиться оно будет в Смиловичах».

Юрий Абдурахманов признается: «Я не совсем понимаю, как вывез столь бесценные для нас экспонаты в обычном багаже. Кажется, эйфория от обладания этими картинами заставила забыть меня о такой мелочи как декларирование, хотя все подарочные сертификаты от семьи Царфина были у меня на руках». Таким образом, в музее появились подлинные полотна уроженца Смилович. Сейчас подаренные дочерью художника полотна находятся в комнате, где установлено видеонаблюдение, решетки на окнах и сигнализация.

Оставшиеся же два зала носят скорее информационный характер о родословной Хаима Сутина. О его семье, о еврейском местечке Смиловичи периода детства и юности Хаима Сутина, об его учебе в Минске и Вильно. Есть здесь и стилизованное под парижское кафе La Rotonde помещение с репродукциями художников «Улья».

«Красть там нечего, – комментирует Юрий. – Пианино начала 20 века в свое время заносили четверо мужчин. А шкаф 19 века полон платьев и шляп, купленных на блошиных рынках мира, в которых фотографируются наши посетители. В таких вряд ли теперь пройдешься по улице».