Новый альбом Port Mone — возможно, самая серьезная работа, записанная белорусскими музыкантами в неакадемическом жанре не за год и не за два, а вообще за все время с момента распада СССР. Она настолько хороша, что кажется ближе к академическому минимализму, чем к поп-музыке, и ее анализ требует соответствующего музыкального образования. К сожалению, мне не довелось учиться в консерватории и даже музучилище, да и KYKY — все-таки издание о популярной культуре, поэтому вместо рецензии на пластинку мы поговорим о том контексте, в котором она появилась, тем более, что он важен и для поп-музыки в целом.

Минимализм — направление в классической музыке, появившееся во второй половине двадцатого века и оказавшее огромное влияние на поп-культуру. Не будь минималистов, не было бы ни эмбиента, ни многих направлений танцевальной музыки. Без минималистов наверняка не было бы группы Kraftwerk, а влиятельнее Kraftwerk за всю историю звукозаписи не было, наверное, никого — кроме Beatles, конечно. При этом сам минимализм — музыка для понимания простая и в отличие от многих других академических работ — очень доступная.

К концу Второй мировой войны классическая музыка была в глубоком кризисе — достаточно похожем на тот, что в начале двадцатого века пережило изобразительное искусство. Техническое мастерство, приемы композиции достигли такого развития, что в традиционной тональной музыке, кажется, уже нельзя было сделать ничего нового. Композиторы-романтики снесли последние границы дозволенного. Хорошие мелодии, конечно, не закончились, но сделать что-то действительно новое на том же поле уже было невозможно — в ту же проблему уткнулась живопись после того, как развитие реализма достигло своей высшей точки. Необходимо было искать какие-то принципиально новые формы.

Одним из крупнейших результатов таких исследовний стало появление так называемой серийной музыки — крупного музыкального течения, участниками которого были, например, Шёнберг или Стравинский. Представители этого течения использовали в качестве основы для произведения вместо традиционной гаммы особую последовательность звуков, называемую серией. Движение приобрело широкую популярность, так как всерьез раздвигало горизонты возможного, однако серийная музыка оказалась достаточно безжалостной к слушателю — несмотря на всю ее интересность. Иные критики даже поговаривали, что серийные произведения грешат против самих законов восприятия музыки человеком как биологическим существом. Вот попробуйте-ка послушать.

Минимализм появился в большой степени как антитеза к серийной музыке, как результат поиска нового изобразительного языка, который все же был бы доступен слушателю, и, конечно, как исследование того, что же такое все-таки есть музыка, насколько маленьким количеством средств можно обойтись, чтобы создать музыкальное произведение.

Как явление стиль этот появился в Нью-Йорке в 60-е в узком кружке музыкантов, работавших вместе. Вместо того, чтобы фокусироваться на расширении тонального языка, минималисты занялись исследованием того, как взаимодействуют друг с другом простые музыкальные структуры — короткие фразы и порой даже отдельные тона, какие в этом случае образуются структуры и как работает ритм. Результатом экспериментов стала музыка, которая до сих пор звучит хорошо, — даже для совсем неподготовленного слушателя.

Начать разговор, наверное, проще всего со Стива Райха. Ряд его работ — просто лабораторные эксперименты, суть которых, кажется, понятна без лишних объяснений. Вот, например, запись 1966 года — Come Out And Show Them. Здесь одна-единственная фраза повторяется множество раз, переплетаясь сама с собой. Временной сдвиг приводит сперва к эффекту, подобному реверберации, а позже — к образованию сложной звуковой структуры отчасти психоделического свойства, слова в которой уже не различимы.

В более поздней работе It's Gonna Rain тот же эффект достигает гораздо большего масштаба и воистину пугает.

Эксперименты эти, конечно, не то, чтобы благозвучны, но они помогли создать инструментарий для гораздо более серьезных произведений, настоящих шедевров. Например, Music for 18 Musicians, связь между которой и нашими белорусскими героями достаточно очевидна.

Другим замечательным представителем минимализма является Терри Райли, любитель экспериментировать с тем, как взаимодействуют небольшие зацикленные музыкальные фразы — предтеча даба и всех современных ди-джеев. In C — композиция, которую он создал еще в 1964-м, — является одним из фундаментальнейших трудов минимализма. Это произведение состоит из 53 музыкальных фрагментов разной длины. Каждому музыканту из ансамбля (который состоит из примерно 35 человек — больше или меньше) полагается играть кусочки последовательно, повторяя каждый из них столько раз, сколько ему захочется. Представление продолжается около получаса. Результат — сложная текстура, образованная переплетающимися музыкальными фрагментами и все время словно плывущая, меняющая свою конфигурацию, но всегда узнаваемая.

Пожалуй, отголоски этой музыки тоже слышны у Port Mone. А влияние другого произведения Райли — A Rainbow in a Curved Air — слышно в звуке группы The Who и многих других артистов рок-сцены конца 60х — начала 70х.

Наконец, нельзя не сказать о Ла Монте Янге, еще одном отце минимализма, человеке, который отказался от традиционных концепций ритма и времени в композиции. Любитель громких и длинных тонов, он стал, по сути, создателем дрон-музыки. Вот, например, одна из его знаменитых работ — еще один хороший белорусский ансамбль под названием 'Волшебная Одноклеточная Музыка', безусловно, является дальней производной этой записи.

В том же духе можно продолжать довольно долго — однако стоит ли? К этому моменту вам либо наскучил этот шум, либо он вас заинтересовал, и о таких людях, как Филип Гласс, Арво Пярт или, например, Майкл Найман, вы узнаете уже совершенно самостоятельно. В заключение — пятичасовая композиция для фортепиано Ла Монте Янга. Попробуйте включить ее как-нибудь в качестве фоновой музыки. Говорят, она служит хорошим саундтреком к практически любым мыслям, если, конечно, они у вас есть.