Для начала стоит разобраться в терминах. В Беларуси, впрочем, как и во всем мире, существует три формы взаимодействия с детскими домами. Это усыновление, приемные семьи и патронатное воспитание. Последнее – самый легкий вариант, который не слишком распространен, потому что является временной формой устройства ребенка, тогда как государство нацелено на постоянное. Если с ребенком вас связывают именно такие отношения, то вы просто ходите вместе на выставки, концерты, забираете его к себе на выходные и каникулы, а остальное время ребенок продолжает жить в детском доме.

Усыновить ребенка или стать приемным родителем – задача куда сложнее и, что скрывать, способ, подходящий не каждому. В чем разница между этими вариантами? Усыновление подразумевает, что ребенок полностью уравнивается в правах с вашими родными детьми: может наследовать имущество, например. Приемные родители же являются участниками трудовых отношений: да, ребенок воспитывается и находится в семье, но, тем не менее, после достижения ребенком 18 лет трудовые «отношения» заканчиваются. Часто для детей это единственный возможный способ обрести семью, потому что по разным причинам биологические родители не лишены родительских прав.

Впрочем, Виктория, мама пятерых детей, объясняет: на самом деле все эти аспекты в итоге остаются где-то в документах и бумажках, потому что ребенку главное – чувствовать родительское отношение и любовь. Я хочу узнать у Виктории, так ли сложно усыновить ребенка с юридической точки зрения – об этом многие упоминают. Да, это сложно. Но, оказывается, совсем не по той причине, по какой мы привыкли думать.

Документальная сторона: не сложнее, чем получить права

Перечень документов, необходимый для усыновления ребенка, есть в сети, и он актуален. Список можно посмотреть на сайте Национального центра усыновления. Справки вполне обычные и собрать их при желании легко. Например, чтобы стать приемным родителем, нужны заявление, паспорт, свидетельство о заключении брака (если вы в нем состоите), письменное согласие одного из супругов на усыновление (в случае усыновления ребенка другим супругом) медицинская справка о состоянии здоровья и еще несколько документов, получить которые тоже труда не составляет. Даже сайт Национального центра усыновления намекает, что быстрота процесса зависит только от родителей и их заинтересованности: «В зависимости от активности гражданина сбор документов осуществляется в срок от 1 недели до нескольких лет».

Виктория добавляет: «Если возникают какие-то вопросы, можно задавать их в центре усыновления. Там люди под эти вопросы заточены, и все возможные ситуации проживают. У них работают очень хорошие юристы». Прежде, чем уверенно бежать в центр усыновления, имеет смысл посмотреть перечень документов, о котором мы уже говорили, и даже подготовить их. И только потом идти к специалистам и консультироваться.

«Мне очень странно было слышать от вас, что усыновить ребенка сложно, – удивляется Виктория. – Технически это не сложнее, чем получить водительское удостоверение». Возможно, проблема в том, что насчет усыновления существует ряд стереотипов?» Виктория списывает миф про сложность именно на это:

«Везде в СМИ говорят о том, что существует большая очередь на детей. Как правило, усыновители хотят ребенка до года, синеглазого, блондина, и чтобы это была девочка.

С такими узкими рамками, да еще на детей, на которых большой спрос, конечно, надо подождать. На мой взгляд, это не очень оправдано, хотя понятно, что каждый приходит в усыновление со своими мотивами».

«Люди часто предполагают, что если они берут младенца, то никаких проблем у них не будет вообще, – объясняет Виктория. – Это утопия. Когда рожаешь собственного ребенка, все равно появляются трудности: он не спит, у него болит живот, режутся зубы... В случае с усыновлением ты получаешь уже готового ребенка с какой-то своей историей. До того, как его усыновили, он уже успеет хотя бы полежать какое-то время в «инфекционке»: даже если это младенец-отказник, все равно время в системе он проведет». В итоге дети, которым повезло попасть в новую семью, успевают почувствовать отсутствие рядом тепла и душевности. «Видимо, препятствие в этом – все хотят малышей, чтобы было как можно меньше проблем», – подытоживает Виктория.

Прошу все-таки вернуться к теме документов: не может же быть, что сложности так сильно преувеличены! Еще раз проходимся по списку и думаем: справка о состоянии здоровья, которую и так делаешь каждый год или для санкнижки, справка, что не состоишь на учете у нарколога… Мало того, что документы легко сделать, так еще и по сути их требование оправдано. Не отдашь же ребенка человеку с судимостью, например?

Как минимум три месяца, два из которых – на подготовку

«Самое времязатратное – это обучение в школе приемного родительства при центре усыновления», – поясняет Виктория. – Приблизиться к усыновлению можно за три месяца: за месяц реально собрать все справки, а еще два уйдет на посещение специальных уроков. Обучение в Национальном центре обязательно. Причем, когда мы усыновляли детей, у нас уже было трое, и я была излишне самоуверенной: ну чему там могут научить? На самом деле это очень нужный курс. Очень. Нужный. Курс. Сейчас я понимаю, что его должны проходить не только перед усыновлением, а в том числе и в процессе адаптации. Это должно быть регулярное общение. И хорошо,что сейчас на базе НЦУ возможности разного рода встреч для усыновителей расширились». В то же время Виктория понимает: организация подобных курсов на регулярной основе будет стоить очень дорого, что попросту неподъемно для центра с его скудным финансированием. По ее словам, в центре усыновления специалисты имеют более обширные знания, чем инспектора опеки на местах». Инспектор опеки – это человек из районной структуры, с которым взаимодействуют родители, когда усыновляют ребенка.

На курсах проговариваются сложные моменты, которые возникают у всех усыновителей. Тут все то же, что и в родительстве: ты можешь знать в теории, когда ребенку надо спать, есть, купаться, но когда ты с этим сталкиваешься, выходит, что с твоим конкретным ребенком это не работает. Акцент делается на психологическую адаптацию, потому что все дети имеют травмы. Это неудивительно: от них отказались родители, подорвано базовое доверие, часто присутствует нарушение привязанности, они никого не воспринимают, как «своего» взрослого. «Именно с этим, – продолжает Виктория, – связаны самые распространенные косяки, с которыми сталкиваются усыновители: когда ребенок очень долго не принимает родителей.

Своего малыша вынашиваешь девять месяцев, видишь, как он изнутри шевелится, выталкивает пяточки через живот – привязанность формируется еще до рождения. Здесь же приходится это нарабатывать с нуля, и психологи центра дают очень толковые советы».

Почему небыстрое усыновление – это нормально? Виктория отвечает: «То, что на усыновление уйдет как минимум три месяца – неплохо, в общем-то. Все мы в пылу альтруизма готовы впрыгивать в горящие избы. Вот прямо здесь и сейчас дайте мне шашку, я всех порублю и спасу мир! А потом делаешь шаг назад, включаешь голову, и всплывают какие-то вопросы, на которые ты ответить зачастую не можешь. Пауза между решением и действительным фактом знакомства с ребенком очень хороша».

«Розовые очки – бич усыновителей»

К усыновлению обычно ведут разные мотивы, но самых распространенных – два. Первый – когда родители по каким-то причинам не могут зачать ребенка сами, второй – когда хочется совершить что-то хорошее и доброе, вырвать ребенка из злостных лап системы, разморозить и оживить. «Мы его отогреем, накормим, напоим, а он со своим маленьким сердечком развернется к нам, будет гладить по щеке и говорить: «Мама и папа, я вас так люблю!» Обычно так не происходит, и усыновители испытывают колоссальное крушение иллюзий, – обескураживает Виктория. – Хотя мне кажется, что это проблема вообще любых родителей. Когда ждешь, что твой маленький хорошенький пупсик будет лежать в розовом махровом одеялке и спать целый день. А это заканчивается через три недели».

Виктория взяла из детдома сразу брата и сестру, она вспоминает о первых эмоциях: «Две недели они думали, что они у нас как будто на каникулах, и вели себя так, как от них ждешь. Потом, когда их немножко отпустило, и они поняли, что они здесь остаются, стали вылезать всякие интересные штуки. Они проверяли: насколько ты их принимаешь? А если я сделаю вот так?

Вот я выдавил весь тюбик зубной пасты на раковину, что ты теперь мне сделаешь? Или я возьму и вообще съем этот тюбик! На такие случаи со своим ребенком ты даже не обращаешь внимания.

Да, порвал дневник – ну ничего, он же пацан. Катался на портфеле и притащил этот портфель весь в земле – то же самое. Когда с усыновленными детьми это происходит в первый год, и ты неопытный родитель, то кажется, что это ужасно: все дети как дети, а у меня одной дебил какой-то попался. Но это проходит со временем».

Рекомендация в таком случае одна: ребенок должен встраиваться в жизнь усыновителей (и родителей вообще), а не усыновители подстраиваться под ребенка.

Не стоит менять кардинально свою жизнь под девизом «смотрите, я теперь усыновитель», а потом страдать. Если ты привык ходить в тренажерку два раза в неделю, теперь нет ни единого повода отказываться. «В противном случае, – поясняет Виктория, – получится адский перекос, и ребенок не врастает в нормальную жизнь, думая, что весь мир крутится вокруг него. Конечно, первое время в семье – трудное для всех, важно помнить про нового человека рядом, про его особые потребности, но чтобы наполнить ребенка, нужно много времени и усилий. Это многолетний процесс, в который всем нужно вливаться плавно».

Усыновитель Артем Головий подтверждает мысль Виктории. Процесс «встраивания» ребенка в семью тяжело проходит как для усыновителей, так и для детей: «У меня до усыновления были свои дети. И я знал, что они рождаются, они были в животе у моей жены, я их видел с первого мгновения, как они появились на этот свет. Тут же в семью приходит ребенок, который на тебя не похож, совершенно с другим поведением – без разницы, сколько ему лет. Главное: он другой. Я не видел ни одного человека, которому это было бы легко – принять». Хотя на момент усыновления малышу Артема не было и года, он тоже успел показать характер: постоянно брыкался, кричал, орал, был неуправляемый. Артем объясняет, что это нормально и связано с материнской депривацией: ребенок с рождения не ощущает близости с матерью, его переносят из больницы в детский дом туда-сюда, потом появляется новая семья… Ребенок все это чувствует и пытается высказать свое недовольство. Как еще малышу действовать, если он еще даже не говорит и не ходит? Только таким «странным» поведением.

Все проблемы списываются на «гены пальцем не раздавишь»

«В обществе сформирован стереотип, что усыновляют детей какие-то суперлюди. Обычный человек кажется недостаточно порядочным, благочестивым, недостаточно благородным и еще куча всяких эпитетов, чтобы не пойти в усыновление. Но это не так, – говорит Виктория. – Этот стереотип тянет за собой следующий: семья, которая берет ребенка, не должна устанавливать жесткие границы, прессовать и оказывать давление. Они же суперлюди и все проблемы решают исключительно путем усаживания за круглый стол переговоров. Это иллюзорная сказка, которая не соответствует действительности. В сложных ситуациях усыновители или приемные родители такие же, как и все остальные. Случается, происходит разусыновление – люди не справляются с обязанностями или оказывается, например, что ребенку по состоянию здоровья необходимо медицинское сопровождение, – люди возвращают ребенка в детский дом или интернат. Но это часто бывает из-за того, что усыновители оказались без поддержки окружающих, и это очень большой удар для человека: ты же взял, ты же ввязался, а потом как бы «слился». Усыновители вроде как должны оправдывать чьи-то ожидания».

С обществом не раз пришлось столкнуться и Артему. Очевидно, что ребенок оказывается в детском доме не просто так: скорее всего, его родители выпивали или употребляли наркотики – в общем, были неблагополучной семьей. Кроме того, что усыновителю и так нелегко, на него может обрушиться осуждение: да какие у ребенка родители, да кем он вырастет в итоге… Артем с этим категорически не согласен:

«Человек может совладать со своими генами. У каждого из нас есть ген пьянства, но есть и сила воли, чтобы этот ген привести в порядок и не дать ему разрастись».

К сожалению, когда этими генами усыновителю постоянно «тычут», он может просто сдаться и в один момент начать накручивать себя: что, если я правда не справлюсь с этим ребенком?

Психологи рекомендуют провести несколько встреч с ребенком, начиная с первого знакомства до окончательного принятия решения, что он уходит в семью. «Важно понимать, – Виктория делает акцент, – что ни на каком этапе до суда не стыдно отказаться. На кандидатов в усыновители накладывается очень большое давление, мол, если ты уже пришел на курсы, то «обратку» включить не можешь. Лучше будет, если ты посмотрел на ребенка два раза, понял, что душа к нему не лежит, и сразу сказал «нет». Хотя «не лежит душа» – понятие очень условное. Многие усыновители говорят: «Вот буду выбирать ребенка, как екнет у меня сердце». Оно может не екнуть вообще. Оно может екнуть через три года, когда у тебя ребенок заболел, уже будучи дома, лежит с высокой температурой, и только тогда ты понимаешь, что любишь его. Толковые, теплые, человеческие отношения формируются годами – это очень трудоемкий процесс, требующий постоянного ресурса от родителей. Как воспитание своих детей – перерыва нет, никогда».

А вот своим детям объяснить появление нового малыша «из ниоткуда», как оказалось, несложно.

Артем рассказывает: «Для некоторых людей это, конечно, тоже нелегко: приходится имитировать беременность, потому что боятся окружения, что их осудят. Ну, стыдно! Мы были честны перед всеми – мы приняли решение. Да, было много вопросов: а зачем, вы же можете рожать, у вас же двое своих… Нашим детям мы открыто говорили: у нас будет такой-то малыш, и мама рожать его не будет, и мы возьмем его из детского дома. Дети восприняли это, может быть, не со всей полнотой ясности того, что происходило, но по крайней мере они понимают, кто такой ребенок-сирота. Я сам сирота, часто им об этом говорю, и они знают, что такое цена семьи. Когда мы принесли малыша, дети восприняли его нормально, никогда не было никаких упреков, ничего. По сей день он для них братик».

Я не хочу усыновить ребенка, но хочу помочь

Декабрьскую историю, о которой рассказала журналистка Анна Муравская у себя в Facebook, много кто слышал: журналисты объявили сбор подарков для детского дома, а в итоге им позвонили и сказали, что «все есть», хотя дети уже попросили у Деда Мороза подарки и ждали их. Спрашиваю у Виктории: неужели так сложно помочь детям, если очень хочется? Оказывается, проблема не в том, что кто-то «сверху» запрещает привозить ребятам вещи, а в том, что кто-то на местах очень боится кого-то «сверху». Представить ситуацию не составляет труда: вот сидит тетенька на зарплате в 2,5 миллиона, а ее попросили не тиражировать в СМИ картинку, как будто у детских домов чего-то не хватает. Что сделает эта тетенька, которой и до пенсии-то, может, недолго осталось? Конечно, откажет.

Если хочется помочь детскому дому, то стоит делать это, как партизану: тихо и без привлечения СМИ. А помочь действительно есть чем, особенно это касается предметов гигиены. Ну какой чиновник, сидя в кабинете, задумается о том, что девочке в 14 лет могут понадобиться прокладки, которые бесконечно собирают на форумах волонтеры? Решить проблему можно, если руководство детского дома напишет заявление в министерство, там документ рассмотрят, затем обсудят и, наконец, в бюджет следующего года, может быть, впишут пункт «прокладки». На это уйдет очень много времени, к тому же результат непредсказуем: бюджет вроде как не резиновый. Так что детские дома напротив стараются привлечь средства волонтеров, так как это куда проще, чем воевать с бюрократическим маховиком.

Правда, в помощи в стиле «купи и подари» Артем видит некоторый вред для самих детей. Иногда ребят в детских домах слишком балуют подарками, праздниками, постоянными приездами волонтеров. Ребенок быстро привыкает получать все готовенькое, а в итоге он в 18 лет выходит в социум и продолжает вести себя дальше так, словно ему все должны. Артем стремится помогать не материальными ценностями а более перспективными и долгоиграющими – наставничеством, когда волонтеры помогают ребенку в профориентации, учебе и психологии отношений.

Счастливый конец

Помните нашего 10-месячного малыша, с которого начинался этот рассказ? Ему выпал счастливый шанс обрести любящую семью и будущее без болезни: «Среди детей, которые сегодня находятся в детских домах или домах ребенка, здоровых очень мало. – признается Артем. – Когда начинаешь открывать дела детей, видишь целый список болезней. Это сразу отталкивает. У некоторых детей списки просто страшно читать.

Малыш красивый, смотрит на тебя с фотографии, но ты видишь его болезни и… что с этим делать? Мы усыновили малыша тоже нездорового – с гепатитом С. Это было страшно.

Когда судья принимала решение, она спросила у нас: «Вы понимаете, на что идете? Ваши дети ведь могут тоже заболеть!» Мы пошли на этот шаг. По итогу малыш стоял на учете. Когда оставалось обследоваться пару раз, нам сказали, что если болезнь останется, то это на всю жизнь. А я уже прочитал все об этом гепатите С: и про летальный исход, и про цирроз печени, и что к 20 годам он умрет молодым». Рассказывая историю своего малыша, Артем заметно переживает, в его глазах даже блестят слезы: «Мы с женой все эти прививки и обследования проходили: было трудно, было сложно, порой просто противно приезжать в эти клиники. На последнем обследовании, когда мы приехали, нам сказали, что все хорошо. Жив-здоров! Мы не поверили».

Пусть этот нелегкий текст закончится такой добродушной и счастливой историей. Артем, кстати, отец уже пятерых детей и выглядит так, как будто ни минуточки не устает от такой ответственности. Улыбается и говорит мне, что спас бы, наверное, каждого ребенка в этом мире. Если бы это было под силу.