KYKY: Как можно оценить сегодня психическое состояние жителей Беларуси? Часто ли мы сталкиваемся с проблемами в этой области?

Елена Станиславчик: По данным ВОЗ, каждый четвертый житель Земли (и Беларусь – не исключение) на том или ином этапе жизни может столкнуться с психическими проблемами. По последним данным, порядка 600 тысяч беларусов обращаются со своими психическими проблемами к специалистам. Состоящих на учете в медицинских учреждениях меньше. По состоянию на 2014-2015 годы – порядка 200 тысяч человек. Заболевания могут быть разными, включая умственную отсталость. Я работаю с людьми с сохранным интеллектом – теми, кто при нормальной реабилитации и адаптации способны вернуться в общество (Елена Станиславчик работает исполнительним директором ОО «Беларуская ассоциация социальных работников» – прим. KYKY). Говорить о том, что проблема есть, нужно, потому что цифры растут. Среди причин – ухудшение социальных и экономических условий жизни. Это вызывает эмоциональные всплески у людей, а возможность бороться со стрессами отсутствует. В результате проблемы ложатся на плечи не отдельного человека, а всей его семьи, которая иногда не просто сопереживает, но и прессует. Многие проблемы возникают из-за осознания того, что человек не может оправдать те или иные ожидания. Но люди у нас не задумываются о том, что психические заболевания достаточно универсальны. До сих пор эксперты не могут вычислить закономерность, например, кто в обществе более склонен к депрессии, потому что ни возраст, ни пол, ни уровень образования не могут застраховать человека от психического расстройства.

KYKY: Количество психических заболеваний растет – это факт?

Е. С.: Да. Факторов много. В какой-то момент точно так же, как мы готовимся к зиме, люди должны готовиться к возможным стрессам, потому что потом, когда заболевает, или умирает кто-то из близких, мы не можем с этим справиться. Проблема в том, что несмотря на то, что система психиатрии в Беларуси развивается, само общество не готово к принятию проблем психического здоровья на социальном уровне. Возможно, мои коллеги с этим не согласятся, потому что у нас работают центры социального обслуживания населения, которые оказывают поддержку, но этого мало.

Возьмем в качестве примера самый небольшой город, допустим, в Великобритании. На 20 тысяч населения у них работает порядка 50-60 организаций. Это очень большая цифра. У нас на двухмиллионный Минск, мы проводили исследование, зафиксировано лишь 20 организаций, позиционирующих себя работающими в области социальной поддержки, не касаясь здравоохранения. Чувствуете разницу? Большая часть из них – центры социального обслуживания населения, где есть отделения дневного пребывания для инвалидов.

Но далеко не каждый человек с психическим заболеванием получает инвалидность. Получается, что гражданин Беларуси, приходя за помощью, должен доказать, что достоин ее и имеет право посещать такое заведение.

Если он не попадает под какие-то критерии, то просто остается один на один со своей проблемой. Беда. Кроме того, есть противопоказания по обслуживанию. Предполагается, что в системе с психически нездоровыми людьми должны работать психиатры или хотя бы люди со знанием психиатрии. Международная практика показывает, что в социальной реабилитации не нужны психиатры. Нужны грамотные психологи, социальные работники, юристы, которые, например, помогут разобраться, если возникли вопросы с трудоустройством, а их у нас тьма. Конечно, специалисты должны понимать диагнозы – в каком состоянии находятся те, кто к ним приходят. То есть, если это вдруг предкризисное состояние – должны знать, когда вызвать скорую. Но получается, что большая часть действующих государственных структур – организации с высоким порогом.

Кроме того, бюджет в стране не резиновый. Большая часть средств тратится на то, чтобы поддержать социально незащищенные категории граждан, а такие люди у нас в законодательстве четко прописаны. Это могут быть пенсионеры, инвалиды, а просто человек с каким-то диагнозом к ним не относится. На поддержку может рассчитывать не каждый, и это плохо. Выходя из психической клиники, люди вываливаются в общество – фактически в пустоту. Если такая ситуация складывается в столице, представьте, что тогда происходит в районах? Конечно, те, кто столкнулся с проблемами, могут обратиться в психоневрологический диспансер, например, на Бехтерева, но это не социализация, а система. Я общалась с такими людьми, и они это понимают. Речи об адаптации тут нет. Ходят люди туда, потому что искать помощи больше практически негде.

KYKY: Можно ли изменить ситуацию?

Е. С.: Есть хороший опыт в Великобритании, где для решения проблем адаптации объединяются обычные люди, не специалисты. Например, собираются родственники и друзья, чтобы помочь не только заболевшему, но и просто поддержать друг друга. У нас таких примеров мало. С 2011 года в Беларуси стали появляться Клубные дома, которые посещают люди, столкнувшиеся с психическими расстройствами, а также те, кто заинтересован в их социализации. Это могут быть и психологи, и социологи, и даже юристы – все, кому не все равно. Принцип работы: каждый является членом Клубного дома. Четкого разделения на работников и посетителей нет. Ответственность лежит на всех. Любой человек может присоединиться к Клубному дому, например, в роли волонтера. В Клубных домах люди общаются, делятся новостями, занимаются какой-то работой, играют, готовят, пытаются вместе справляться со своими трудностями, ходят на прогулки и экскурсии… (подробнее о том, как прижился зарубежный опыт в Беларуси, читайте 21 октября – прим. KYKY). Еще одна организация помощи душевно больным – это «Миноди». Она была создана по инициативе психиатра, который работал в Новинках. Также есть люди, которые объединяются для решения, например, проблемы помощи страдающим аутизмом.

Со временем появились и другие инициативы, но мало кто из них ставит цель – развиваться повсеместно, чтобы на помощь мог рассчитывать каждый нуждающийся в ней. Для того, чтобы человек получил достойную поддержку в обществе, надо начинать работать с семьи. Мы часто сталкиваемся с тем, что родственники не знают, как сказать о проблеме друзьям, соседям и говорить ли вообще. Многие придумывают, мол, долго лежал в больнице, потому что – язва. Парадокс! Выходит, проще сказать, что человек алкоголик, а не то, что у него психическое заболевание. Это проблема именно стигмы. Люди боятся этой темы.

Иногда кажется, что некоторые относятся к людям с психическими заболеваниями, словно к какой-то порче, испытывая страх, который был еще в каменном веке.

В силу событий, которые у нас периодически происходят, многие высказываются, мол, надо закрывать таких людей от общества, потому что опасно! Люди считают так: психическое заболевание равно агрессии. Хотя уже доказано, что, в общем, уровень агрессии у психических больных не превышает уровня агрессии тех, кто не имеет психических заболеваний. Стигма – результат недообразованности людей.

KYKY: Как быстро меняется человеческое восприятие этой проблемы?

Е. С.: Понимание того, что если дотронуться до человека с психическими расстройствами, то ничего не случится, не заразишься, уже потихонечку приходит. Если вернуться на 10 лет назад, когда осознание того, что проблему социализации надо решать, только приходило, разница ощущается. Люди потихоньку начинают втягиваться. Но, в основном, понимание приходит через личные случаи.

KYKY: А вы можете объяснить, почему мы так долго втягиваемся? Советский союз распался не вчера. Есть международный опыт, возможность ездить и обмениваться им…

Е. С.: Долгие годы тема нашей беседы была делом психиатрических клиник. Никто в обществе не задавался вопросом, что есть психическое здоровье. После развала СССР начали появляться разговоры, мол, а вы в курсе, что люди с психическими заболеваниями живут среди нас? Представьте себе панику неподготовленного к этой теме человека. Когда количество психиатрических учреждений на постсоветском пространстве стали сокращать, возникла потребность развивать поддержку на местах, заниматься реабилитацией. Тихими шагами мы к этому сейчас идем – именно к общественной реабилитации, а не просто положить человека в Новинки и заколоть лекарствами. Необходимость такой системы признается экспертами. Но информационный вакуум, в котором длительное время мы жили, очень замедляет ее развитие. Не было подготовлено поле. Вот почему теперь система так медленно перестраивается.

Я не отношусь к разряду людей, которые обвиняют всех вокруг. Не хочется обижать ни коллег, ни государство, потому что государство, по сути – это мы все. Нам свойственно держаться за старые стандарты, хотя, на самом деле, надо все переделывать – потратить много сил и финансов. На государственном уровне и без того, как часто говорят некоторые наши эксперты, есть более срочные проблемы. Например, старение населения, количество пенсионеров и недостаток тех, кто может работать и их содержать. Получается, что система держится на том, что уже себя изжило, хотя далеко не многие в этом готовы признаться.

KYKY: Какие психические заболевания и расстройства доминируют в стране сегодня?

Е. С.: Напоминаю, я не психиатр. Голословно говорить не люблю. Знаю, что очень многие люди страдают депрессией. Специалисты отмечают большой процент заболеваний, которые возникают с возрастом, в частности, деменция, или старческое слабоумие. Родственники, не зная, что делать с такими больными, часто лишают их дееспособности, сдают в учреждения, а человек, лишенный дееспособности – это смерть личности. Хочу обратить внимание на еще один стереотип – люди, замечая у окружающих психические расстройства, сразу ставят диагноз, мол – шизофрения. На самом деле, больных шизофренией не так много. Это, скорее, редкое заболевание. Неврозы, психозы – да. Не все знают, что к психическим расстройствам также относятся расстройства сна. Кошмары, которые мучают человека. Тут имеются в виду не единичные случаи или случаи в периоды срыва, а уже устойчивые расстройства, когда человек просто не в состоянии, например, спать.

KYKY: Молодой человек заходит в торговый центр с бензопилой в чехле от гитары и набрасывается на людей. Как было бы правильно реагировать на такие новости?

Е. С.: Если речь идет про реакцию в обществе, то она была вполне объяснимая: люди испугались. Во всем, что звучало в новостях, даже в комментариях специалистов, был страх. Мы не осознаем одного. Если человека убили за деньги, это хоть и неправильно, но понятно. А здесь все вышло абсолютно непредсказуемо. Никто не застрахован. Страх – первобытен и неискореним. Но если мы говорим и рассуждаем как люди, живущие в развитом обществе, каждому стоит задуматься, что он говорит. И прежде, чем писать пост в интернете, либо выговаривать что-то человеку, страдающему психическим заболеванием (мол, все вы такие, вас надо изолировать), стоит проанализировать ситуацию. Чтобы считать себя экспертом в этом деле и давать заключения, нужно в нем разбираться.

KYKY: Как должно вести себя государство? Надо ли усиливать охрану в общественных местах после таких случаев?

Е. С.: За границей есть опыт реакции на подобные происшествия, можно опираться на него. Очень важно, чтобы люди не находились в вакууме. Нужно по возможности объяснять им, что происходит. Поставили диагноз? Тут же хотя бы на уровне СМИ стоит рассказать обществу, что свойственно страдающим тем или иным психическим расстройством, как часто при нем проявляется агрессия. Следует помнить: все, что нам не рассказывают, мы предполагаем. А молчание со стороны тех, кто молчать не должен, лишь подогревает догадки в вакууме. С другой стороны, количество неподтвержденной информации стоит ограничить. Нет, закрывать источники информации не надо. Просто самим журналистам следует помнить об ответственности за свои слова. Что касается реакции сверху, в Германии есть специальные службы, где быстро реагируют на подобные вещи. И это правильно. Все надо делать своевременно.

Мое мнение: люди, которые живут с психическими заболеваниями, не должны пострадать из-за ситуации в торговом центре.

Точно так же можно рассуждать про любого из нас, мол, вышел с бензопилой, был одет в зеленую куртку – значит, все люди в зеленых куртках на это способны. В Германии людям начинают объяснять, что, как и почему произошло. Нет вакуума.

Пугает то, что ужас от ситуации не дает окружающим осознать: любое убийство – страшно. Пришел ли он с бензопилой или задушил кого-то в подворотне. Нет противовеса. Что мне не нравится в таких ситуациях, так это то, что люди, которые имеют влияние на общество, молчат. Никто не показывает примеров, мол, не все такие. Мы можем «дорасти» до того, что было в Средние века. Кто-то крикнул: «Смотрите, ведьма!» – прохожие схватили камни и забросали ими человека. Кстати, их действия тоже можно объяснить как отклонение. Агрессию естественно испытывать, но неестественно проявлять ее в отношении другого человека.

Конечно, тяжело взывать к сознанию, говорить, мол, не бросайте камни, потому что человек представляет на месте убитого своего родственника. Но попробуйте представить близкого в роли психически нездорового убийцы – мнение тут же изменится. Многие говорят сегодня о карательной психиатрии. Выступая за нее, помните: если сейчас заработает система, повернуть рычаги назад будет сложно. В истории полно примеров, когда люди боялись сказать лишнее слово, потому что настучать мог даже сосед, порой просто, чтобы насолить… Случай с бензопилой – абсолютно частный. То, что каждый психически нездоровый человек будет срываться на других – миф. Срываются такие люди чаще всего на себя. Порядка 50% суицидов, а в некоторых странах и до 70%, совершаются в состоянии депрессии. Самое страшное, половина из них – успешна.

KYKY: Насколько правильно ведется лечение в медицинских учреждениях Беларуси? Не накачивают ли пациентов лекарствами вместо того, чтобы использовать менее радикальные виды помощи?

Е. С.: Много чего нам не показывают. Понятно, что главная задача медиков – снять состояние. Понятно, что необходимо применять лекарства. Насколько адекватно они прописываются, зависит от каждого специалиста, и нужно быть настоящим профессионалом, чтобы проанализировать необходимую дозу. Другое дело, все ли необходимые лекарства присутствуют у нас на рынке, или мы ограничиваемся, чтобы сэкономить? Для меня, если честно, это закрытая информация. Замечала, что некоторые ребята, с которыми работаю, пьют достаточно сильные лекарства. Когда интересовалась, говорили, что уже не могут без них. По их рассказам, пугает ощущение приближающегося срыва, поэтому они готовы на даже очень сильнодействующие препараты, чтобы только не испытывать этот страх.

Знаете, если здоровые начинают паниковать, когда видят психически больного даже без бензопилы, представьте, что ощущает он сам. Сознание присутствует, но подводит. Это страшно.

Жалко, что не все готовы рассказывать об этом. При личных беседах они говорят, а так – чаще всего закрываются. Мы работаем над тем, чтобы такие истории появлялись. Они нужны для того, чтобы здоровым было проще представить, что чувствуют те, кого у нас нередко принято винить в собственной болезни. Дикость! Представьте, что человек болен раком – в чем он виноват?

Я много чего повидала в своей жизни. Но когда слушала, что мне рассказывают психически больные люди, волосы иногда вставали дыбом. Я слишком часто с ними общаюсь и многое очень ярко могу представить. Как-то, помню, рассказывал мне один человек о своих галлюцинациях, мол, стоит рядом родственник, а вместо лица у него страшная маска. После общения с психиатром, говорит, осознание того, что увиденный ужас – иллюзия, пришло, но страх никуда не пропал. Жаловался, мол, закрываешь глаза – снова видишь эту картину. Было страшно засыпать… Просыпался ночью. Состояние пришлось снимать тяжелыми препаратами. Он сам просил.

KYKY: Много ли в Беларуси людей с манией преследования?

Е. С.: Смотря, что под ней подразумевать. У многих есть ощущение, что за ними кто-то следит. Из собственного опыта общения вспоминается лишь один случай. Не могу сказать, что там была тяжелая форма, правда, у того человека потом даже сняли диагноз (вот вам пример того, что можно вылечиться). Связано это было с тем, что человек долгое время находился в горячей точке и получил на войне травму. Ему мерещилось дуло пистолета, из-за чего все время хотелось пригнуться или уйти.

KYKY: Что нужно делать близким, если с членом их семьи что-то не так? Вот ты ему говоришь, мол, пойдем, сходим к психологу, это нормально, а он – ни в какую…

Е. С.: Такая проблема есть. Зачастую люди боятся обратиться к специалистам, потому что представляют, что им поставят диагноз и потом будут проблемы, скажем, на работе. Но в любом случае проблемы с психикой сами не исчезнут. Если вы видите, что вашему родственнику плохо, попробуйте поговорить с ним как можно мягче, но убедительно. Можно организовать, вроде бы, случайную встречу с теми, кто лежал в психиатрии и кому там помогли, прочесть вместе полезную статью по теме. Важно передать посыл: это не страшно.

Если человек продолжает упираться, попробуйте манипулировать – убедите пойти его к специалисту вместе с вами, потому что помощь нужна именно вам. Надо объяснить: «Мне очень страшно. Я в панике. Помоги мне».

Чтобы у него в голове отложилась, что он делает это для вас. И если ваши отношения держатся на родственной или дружеской связи, попытка может оказаться удачной. Правда, чаще всего неопытные близкие пытаются делать все иначе. Например, приглашают в общую компанию знакомого психолога. Пользуясь таким методом, необходимо помнить: самое главное – не потерять доверия. Если контакт пропадет, ничем помочь уже будет нельзя. Даже очень больной человек достоин того, чтобы его воспринимали как личность.

В продолжение темы – читайте в пятницу 21 октября на KYKY истории о психических расстройствах от первого лица – людей, которые приходят в негосударственный Клубный дом.