Однажды я спросила у великого гугла: есть ли такое понятие, как атомный туризм. Он ответил, чтг это целое направление – люди ездят по действующим реакторам и местам техногенных катастроф. Одно из наиболее популярных мест – Чернобыль. Посещение Зоны отчуждения практикуется с 1996 года, а с 2000-х туда начался экскурсионный туризм. Это все официально и легально, но только с украинской стороны. Беларусы в Чернобыль экскурсии не возят. У нас есть пару сталкеров, по-моему, ребята из Гомеля, которые очень хорошо знают Зону, но, как настоящие сталкеры, они маскируются от реальности. Когда я назвала свой проект «Атомный турист» и стала собирать группу, которая поедет в Зону из Беларуси, то вышла на связь с одним из них. Он сказал, что работать с официальным турагентством не хочет. Когда я спросила, почему, он забанил все мои телефоны и контакты.

На самом деле, это счастье, что получилось именно так. Впоследствие я вышла на украинцев и познакомилась с основателями экскурсионного туризма в Зону отчуждения. Это Юрий Татарчук и Антон Юхименко. Немного наученная опытом общения с беларусской стороной, осторожно спросила у ребят: «А можно ли ехать с вами?» Они очень радушно мне ответили: «Конечно!»

Юре на вид 45, Антону чуть меньше – лет тридцать. Юра работал в Чернобыле с 1996 года вместе с группами по ликвидации, а Антон лет шесть назад впервые поехал сам на экскурсию. Его это настолько зацепило, что он захотел помогать. Они сдружились с Юрием и сейчас работают в паре. На самом деле, ребята очень крутые и настоящие. Внешне – пышущие здоровьем украинские парни, у обоих есть семьи и дети. Никогда не скажешь, что они радиоактивная команда. У Юры и Антона есть специальный позывной для Зоны. Когда группа разбредается, и надо ее собрать, ребята дают команду «Пыщ-пыщ», а ты им в ответ должен сказать: «Оло-ло!» В Зоне нет связи и вышек сотовой связи, а потому даже рации сильно глушит. Единственное, что ты слышишь – это шум рации, своеобразное «пыщ-пыщ». Вот отсюда и позывные.

Как получить разрешение на посещение

Свою группу я набрала буквально за неделю. Разбежка в возрасте – от 18 (младше нельзя даже в присутствии родителей) и до 53 лет. Поскольку Зона – режимный объект, то перед посещением ты отправляешь в Киев свои паспортные данные. Делается экскурсионный список группы, которая приезжает в конкретный день. С этим строго – если ты получил разрешение, но не явился на КПП, тебя ставят в черный список, и ближайшие пять лет ты не сможешь посещать Зону. Сумма разрешения обычно входит в пакет услуг: посещение Зоны с трансфером из Минска и питанием стоит около 200 долларов. Еда в столовой вся привезена из Киева: первое, второе, третье и компот.

Все туристические маршруты в Зоне проходят по обеззараженным местам. Но я расскажу случай. Подъезжая к четвертому блоку, мы заехали в деревню Копачи. Это захороненная деревня, и единственное, что от нее осталось – детский сад. Мы достали счетчики Гейгера. Заходим внутрь – счетчик показывает 20 микрорентген, что в принципе в пределах нормы. Выходим из детского садика и видим, что вода стекает с крыши по стоку. Мы попали в Чернобыль в первый день мокрого снега, а потом все растаяло. Ты подносишь дозиметр к этому стоку – 1900 микрорентген – сразу напрягаешься. Когда мы спросили у гидов, откуда такая доза, они ответили: «Видимо, радиоактивное облако зацепило крышу. Поэтому до сих пор с нее радиацию смывает».

При посещении Зоны ты должен соблюдать элементарные правила. Скажем, обедать можно только в автобусе или столовой – на улице нельзя жевать и, потягивая воду, смотреть на колесо обозрения в Припяти. В Зоне есть несколько станций дозконтроля: один перед входом в столовую, второй – на выезде из Зоны. Автоматика очень прикольная: представьте себе металлоискатель советских времен, который ты обнимаешь обеими руками. Аппарат сканирует полностью тело с ног до головы, и выдает результат – чисто или грязно. Если чисто – на выход. Медицинская страховка делается автоматически на период посещения, но я бы сказала, что это больше формальность: день пребывания в Зоне приравнивается к часу полета на самолете. Конечно, там есть места с высокой радиацией – могильники и места захоронения техники и земли. Оттуда ведь как бы ничего не вывозилось, а потому в местах, куда сгребали слои почвы, можно получить хорошую дозу облучения.

Правда, не будет того, чего мы боимся – лучевой болезни. Чтобы получить лучевую болезнь, нужно, наверное, землю есть.

Мне дедушка рассказывал про испытания ядерных бомб в СССР, которые проводились в Казахстане и на Новой земле. Дед служил на крейсере, который вел за собой атомную подлодку: выходят они из Мурманска, идут через Северно-Ледовитый океан к Новой земле. Крейсер становится вдоль берега, за ним – подлодка. Перед тем, как выпустить бомбу, корабль наклоняется на 45 градусов. Взрывная волна настолько сильная, что его отклоняет на 45 градусов обратно. У меня в связи с этим всегда был вопрос: а что там теперь на этой Новой земле? Как вот это «невидимое» влияет на окружающую среду и природу? Я понимала, что до Новой Земли не доеду, а вот в Чернобыль можно добраться. Отчасти это и было мотивом. Я провела в Зоне семь с половиной часов. От поездки остались странные ощущения.

Слуховые галлюцинации в городе Припять

Поскольку мы поехали зимой в начале декабря, когда темнеет рано, то в город-призрак мы приехали уже в сумерках. Гиды сделали нам обалденный подарок – подъем на крышу 16-этажного здания, где можно было увидеть город как на ладони. Вот ты стоишь: здесь – реактор, здесь – охладительные бассейны. Все так близко. Город стоит на равнине, и он довольно маленький. Меньше, чем Солигорск или Дзержинск. Чтобы вы понимали: когда поднимаешься по лестнице 16-этажки, местами даже перил нет. Когда говорят про аварийность Чернобыля, речь идет именно о Припяти, где более тридцати лет никто не живет и дома начинают осыпаться. Город никто не собирается укреплять, и без гида туда ходить нельзя, потому что ты не знаешь, в какой дом можно залезть, а какой под тобой может обрушиться. Еще четыре года назад говорили, что Зону собирались закрыть, но конкретных дат и распоряжений нет. Как сказали наши гиды: «Мы просто вдохнули и выдохнули, и пока можно, возим туристов». Ребята считают, что пока не будет прецедента, грубо говоря, пока кирпич никому не упал на голову, все будет хорошо.

Когда мы уже спускались вниз, Юра сказал: «Кто хочет, можете просто зайти в квартиры». 16-этажка была построена в формате малосемеек: один длинный коридор и много полуторных комнат как в общежитие. Я зашла в квартиру на 13-м этаже. Вот какие-то остатки мебели, кровать и диван стоят, на кухне – кастрюли. Энергетически стало очень тяжело. Так скрутило внутренним страхом, что я оттуда быстро ушла. Спустилась на два этажа ниже и решила зайти в другую. Увидела пустую комнату, где остался только платяной шкаф и антресоль – выглядит, как доме, который сдается после ремонта. А потом случился странный момент. Надо сказать, что мы спускалась вниз через внешние балконы на площадках, и примерно на 9-м этаже я захотела посмотреть вниз с этого балкона. Я опускаю голову – и слышу два аккорда на фортепиано и детский смех. Думаю: кто-то из наших видимо нашел фортепиано внизу в детских комнатах. Спускаюсь вниз – там вся группа стоит вместе с гидами.

Смотрю на них – и в этот момент понимаю, что никакого фортепиано нет! В Чернобыле случаются и такие инсайты.

Когда мы спустились с крыши, вместе с нами спустилась ночь, и мы гуляли уже с фонариками. Освещения нет, связи нет, есть только Антон и Юра, как мамы утки, и за ними – выводок туристов с фонариками, которые идут наощупь. В Припяти же реально джунгли, потому что тополя и кусты разрослись невероятно. Видно, что природа бушует в отсутствие человека. И когда среди этой дикой природы стоят девяти- и пятиэтажные дома, картинка очень захватывает – постапокалиптика, которую показывают в фильмах, только вживую: колесо обозрения, Дом культуры, бассейн, больница, школа.

Когда ты гуляешь по Припяти, тебе кажется, что Зона с тобой разговаривает. Она живая. Говорит какими-то звуками, картинами и внутренними состояниями. Когда мы посещали школу в Припяти, Юра подошел ко мне и показал два учебных стенда. На первой табличке написано трафаретом: «Мир невидимого». Под ней совершенно пустая таблица. Дальше еще одна: «Знаешь?» – и опять пустая таблица. Эти картинки просто останавливают твой ум. Потом заходишь в кабинет физики, и единственное, что бросается в глаза – «Виды излучений. Альфа, бета, гамма». Ну да, стоило изучить, находясь рядом с реактором.

Припять была построена в середине 70-х как образцовый город, призванный служить примером для всех городов СССР. Советский размах с огромным бассейном, помпезность, мозаика – видно, что все было сделано для человека. В Доме культуры паркет вырезался и складывался вручную – это были бешеные деньги по тем временам. Дома напоминают хрущевки, но не блочные, а кирпичные. Наверное, из-за того, что город просуществовал довольно мало, здания кажутся свежими и необжитыми, хотя краска на домах – облупившаяся. Ты можешь схватить там вот это ощущение: только-только построили, но еще не засрали. На улицах пусто: только дома, тополиные джунгли и розы. К празднику 1 мая 1986 года было распоряжение засаживать город розами, а потом эта роза ушла в дикорастущий шиповник и разрослась по всему городу.

Пока мы гуляли, я видела пару домов со съехавшей боковиной. Визуально смотришь и понимаешь – это не бомбежка. На кладбище тоже не похоже. Ни в больнице, ни в детском садике, ни в школе нет ощущения, что люди бежали в панике. Там настолько утилизированно чисто! Нет ощущения, что жильцам было сказано: «Мы умираем – побежали!» Скорее всего: «Встаем и уезжаем. Размеренно по-советски выселяемся». И вот здесь у тебя возникает вопрос: крови нет, бомбежки нет, частей тел нет. Что произошло? Кто этот враг, который вас заставил уйти? Тебе вроде рассказали, что произошло, ты находишься на месте происшествия, но совершенно не знаешь, где искать виновника.

Есть фильм 1976 года, «Утро атомограда». Жизнерадостная советская картина о том, как строили город Припять: все эти пятилетки за три года, стройка и советский социализм в действии. Соседка родила – весь дом поехал ее забирать: цветы, поцелуи, румяные щеки. Все это на черно-белой пленке, но очень красиво.

Наверное, это единственная живая зацепка и доказательство, пусть и в постановочной записи, что город действительно жил, и что люди там строили атомную станцию. Но я не нашла ни одного предмета, за которым был бы виден человек. Это еще одна характеристика Зоны – не за что зацепиться. Вот подходишь к детскому садику в деревне Копачи и чувствуешь, что игрушка, которая висит на заборе, специально сюда повешена, чтобы впечатлить туристов. Внутри кукла прямо на подоконнике сидит – поскольку сам гид Антон еще и занимается фотографией, есть подозрение, что некоторые кадры он сам и выставлял. Он знает, где и как падает свет: «Ребята, кому нужен сочный кадр – за мной». Это как концентрированная доза эмоций – вот тебе кладбище противогазов, вот тебе костюм пожарника – на!

Реактор

Всего реакторов в Зоне пять штук. Авария случилась на четвертом. Первый и второй работали до 2000-х годов, третий выключили спустя пару недель после 26 апреля 1986 года. Пятый до сих пор не достроен и стоит поотдаль (туда тоже водят экскурсии: есть люди, которым интересно влезть во внутренний коллектор). Один четвертый энергоблок мог выдавать энергию на всю современную территорию полуострова Крым – выходит, все пять могли охватывать чуть ли не всю страну. Припять строили как атомный город, а после катастрофы переселили работников в Славутич. Оттуда есть прямая ж/д дорога, по которой люди приезжают в Чернобыль на работу. Город Чернобыль – единственный в мире бездетный город, где проживает две тысячи человек, но все – старше 18 лет. Когда жителей отселяли, там оставили только рабочий персонал, который может поддерживать станцию. Люди в Чернобыле работают вахтовым методом: 15 дней в месяц живут в Зоне, а 15 дней – вне.

Когда мы стояли на смотровой площадке у четвертого блока, было не то, чтобы разочарование. Скорее, ступор и непонимание. Я смотрю на этот блок и вижу огромное уродство. А эмоций внутри нет. Человек построил уродство, и оно его убило. Где здесь знак беды и трагедии? Блок выглядит как бетонно-заводская глыба. Ты пытаешься притянуть образы и переживания, взятые из фильмов, думаешь: вот, крыша, где лежали стержни, где роботы загибались, а люди за секунды получали дозу облучения, несовместимую с жизнью. Ты не можешь себе это представить! Потому что перед тобой просто безобразное мертвое здание. Когда на смотровой включили счетчик Гейгера, «фонило» до 800 микрорентген.

Одного дня для посещения Зоны мало. Было ощущение, что я как бешеная собака везде пытаюсь успеть. А ведь там совсем другое чувство реальности и времени. Но когда ходит группа, все должны двигаться в одном ритме, потому что привязаны к комендантскому часу. Когда идешь в двудневные туры, можешь коррелировать свое расписание. Для особых смельчаков есть и экскурсии внутрь четвертого реактора, по спецдопуску и плате. Примерно 400 долларов стоит попасть внутрь и посмотреть на центр управления с кнопками. Там, конечно, «фонит», а ты идешь в обычном белом костюме химзащиты – видела фотографии. Сбоку от реактора, на расстоянии метров пятисот, строят саркофаг. Нормальный европейский саркофаг, который выглядит как купол на рельсах. Рано или поздно он подъедет к самому блоку и закроет его сверху – когда консервация произойдет, экскурсии внутрь прекратятся.

Что смотреть в Чернобыле, кроме города-призрака

Помимо самой Припяти мне хотелось увидеть своими глазами загоризонтный радиолокатор «Дуга-1», который строили для раннего обнаружения пусков межконтинентальных баллистических ракет США. Но архивы до сих пор засекречены, их вскроют не раньше, чем через 30 лет. Называют «Дугу» по-разному: и «Око Москвы» и «Русский дятел». Во времена СССР она помечалась на картах как пионерский лагерь. Как это выглядит со стороны? Просто стоит железяка в лесу. Вот так смотришь издалека и думаешь: ой, елки маленькие, не доросли еще. А потом подъезжаешь ближе, и понимаешь, что у тебя эта «Дуга» не вмещается ни в фотоаппарат, ни в поле обзора. Она построена даже не из металла, а из частей микросхемы – гигантская стена из катушек, которая принимает и посылает радиосигналы по земле. Рядом есть казармы для военных, которые обслуживали эту станцию, а под самой станцией – огромнейший охладительный тоннель, по которому качалась жидкость для этой «Дуги».

По приезде я коммуницировала с друзьями, которые разбираются в физике, чтобы они мне объяснили, зачем было строить такое огромное сооружение. Мне сказали, фишка в том, что радиоволны прямые, а земля – круглая. Чтобы они прошли расстояние до военных баз США, нужно было погружать радиовышку или вглубь под землю, или строить вверх на очень большую высоту. В итоге единственное, чего хочется, – это как в «Пикнике на обочине» сесть и смотреть на нее.

Когда туристы едут в Зону, они как правило хотят посмотреть кладбище военной техники на ж/д станции Янов – живые примеры того, на чем все вывозилось ликвидаторами катастрофы. На сегодняшний день смотреть нечего. Потому что великая Украина все распилила, вывезла и продала на металлолом. Где оно сейчас? Как сказали гиды: «Знаем одно – сейчас на станции Янов уже пилят вагоны». Не знаю, как это комментировать – то ли показатель человеческой жадности, то ли ситуации в стране.

«Хлебом не корми, дай пожить в Зоне»

У Зоны есть такой эффект, который я называю «с оттяжкой». Чем дальше ты от Зоны, тем больше тебя начинает тянуть к ней. Не знаю, чем объяснить этот эффект. У нас в группе были девочки-подружки, наверное, 19-21 лет, такие типичные «гарни дивчины» в уггах, с накладными ногтями и крашеными губами, очень типажные, прямо из анекдотов. Что они забыли в этом Чернобыле – никто не понимал! С собой туда они притащили две железяки, измерять магнитные поля. И вот стоят такие в Припяти, как уфологи – вышли из автобуса ночью, одна светит фонарем, а вторая говорит: «О, смотри, шавелится». Когда мы выезжали на дозконтроль, одна из них вдруг взяла микрофон и начала всех благодарить. А потом вдруг как скажет навзрыд: «У меня ощущение, что я уезжаю как из дома родного! Так и тянет внутри – кажется, будто я всегда здесь жила, а сейчас покидаю навсегда». Это было именно то, что я чувствовала, когда ехала, а потом еще проживала несколько дней после. Надо мной по возвращении шутили ребята: «Ты забыла главное правило сталкера – не оставлять свое сердце городу».

Помню, на крыше я подошла к Юре и спросила, ездят ли они в туры на несколько дней. Он так вдруг повернулся и сказал «да», что я поняла: его хлебом не корми, дай пожить в Зоне. Это как рай социофоба. «Я понимаю, что я такой – интроверт и социофоб, а это – мой рай».

На самом деле, в Зону ездит много ребят не только из Украины. В день, когда мы заезжали, встретили группы китайцев и немцев. По пути на перекусах еще столкнулись с финнами и французами. В Украине тема атомного туризма открыта, и о ней можно говорить, а для беларусов тема Зоны закрытая. На государственном уровне она считается чуть ли не национальной заповедной зоной, охраняемым объектом, куда имеют доступ только сотрудники Академии Наук Беларуси. Можно было бы зарабатывать на ней, как Украина делает. И вот я не понимаю: мы можем легально продавать оружие и прочие инструменты страха, но считаем зазорным продавать сам страх. Ведь что такое Чернобыль? Это просто страх. Когда спрашиваешь человека, почему он не хочет увидеть Зону своими глазами, он отвечает: «Я боюсь, что приеду туда, получу дозу, вернусь и умру».

Атомная энергетика начала развиваться после Второй мировой. С 1956 по 1970 годы к ядерным программам подключились Индия, Китай, Франция. Ядерных стран не так уж и много, но при этом реакторов достаточно. При этом можно заметить интересную штуку – у каждого ядерного реактора есть отработанное ядерное топливо. Что с ним делают? Захоранивают. В мире есть всего два хранилища ядерных отходов: одно в Мексике, а второе в Красноярске – это соседний город с Челябинском. И вот, со всего мира с 50-х годов отходы стекаются только в две точки – можете себе представить концентрацию радиации в этих могильниках. Сейчас у нас строится Островецкая АЭС – и мы точно так же будем возить в Красноярск отходы. И вот это важно – об этом стоит говорить.

Когда я делала этот проект, столкнулась с ожидаемой реакцией общественности: мол, ребята, вы торгуете трагедией и зарабатываете на ней деньги. Моя позиция была и остается следующей: послушайте, это было! И молодые люди должны иметь право учиться на ошибках прошлого. Но чтобы учиться, надо говорить об этом вслух.

Фото: группа «Атомный турист»