Года три назад, когда я все еще колесил на фуре по всей Америке, застрял на пару дней у загрузочного склада в пригороде Бостона. Был сильнейший снегопад, по радио без умолку тараторили про штормовое предупреждение, поэтому американцы быстренько закрыли все административные здания, школы, банки, дороги и спрятались по домам. Моим братом по несчастью оказался дальнобойщик из Техаса Уолтер. Внешне он был очень похож на Билла из «Брата-2», только метра два ростом и на лет десять моложе. Два одиноких сугроба из наших трейлеров сложились в неказистую букву Т на пустынной парковке. И все выходные мы только и делали, что ходили к друг другу в гости, из одного сугроба в другой, давились холодными консервами и рассуждали о вечном. После моих долгих рассказов о загадочной стране под названием Беларусь, о том, как я оказался в Штатах и каким ветром меня (лингвиста) занесло в грузоперевозки, Уолтер, будучи заядлым бильярдистом, сказал: «Ты два года болтался, как шар по столу, от одного побережья до другого, и что? Закатился ты наконец-то в лузу? Осел где-нибудь?» – «Да, в Филадельфии». Уолтер засмеялся и всплеснул руками. «То есть за два года ты объездил всю страну, побывал в каждом крупном городе и в итоге выбрал для жизни самую вонючую дыру в стране?» – сказал он, и в конце добавил: «It's not Philadelphia, it's Filthadelphia, my friend!» ( Это не Филадельфия, это Дерьмоделфия, друг мой).

Колокол Свободы, чизстейк и Рокки

Что можно сказать о Филадельфии? Это полуторамиллионный город в штате Пенсильвания на северо-востоке США между Нью-Йорком и Вашингтоном. Вдоль города протекает река Делавэр и является границей со штатом Нью-Джерси. В центре Филадельфии находится множество музеев, городская ратуша, самый старый в стране зоопарк (Philadelphia Zoo), одна из первых жилых улиц Америки (Elfreth's Alley) и самый крупный городской парк (Fairmont Park). Филадельфия – первая столица США. Здесь подписали Конституцию и приняли Декларацию независимости, в честь которой был отлит Колокол Свободы. Филадельфийцы так громко кричали о той самой свободе и молотили в колокол со всей дури, что он бедный и век не продержался, как треснул. Филадельфийцы сразу опомнились и решили держать язык за зубами. Колокол свой тоже держал. Держал так, что тот и вовсе замер. Филадельфийцы перекрестились, да сняли колокол с сорокаметровой башни Индепенденс-холла, построили сбоку в кустиках павильон и отнесли его туда. Там же огородили всё веревками, и с тех пор показывают туристам эту треснувшую и немую Свободу, а каждое четвертое июля, в День независимости, для приличия бьют по этому горе-символу молотком.

Еще одним символом свободы и мужества является главный киногерой Филадельфии Рокки Бальбоа. Яркий пример того, что любой «маленький человек», если очень захочет, может стать лучшим в мире, занимаясь своим любимым делом. Даже если это дело заключается в избивании других людей. Думаю, все помнят кадры из фильма «Рокки-2», когда во время утренней пробежки к главному герою присоединяется вся местная детвора, они бегут по кварталам Южной Филадельфии, по набережной, по Аллее флагов – и весь марафон заканчивается у Музея искусств. Благодаря фильмам про Рокки Бальбоа ступеньки Музея искусств стали главной визитной карточкой Филадельфии. Каждый турист первым делом едет сюда, чтоб сфотографировать вид на даунтаун, сделать селфи со скульптурой Рокки, снять видео, где он бежит по ступенькам и победно вскидывает руки вверх, как в фильме. А что там за музей в десяти метрах от ступенек, никого уже и не волнует. Хотя Музей искусств Филадельфии – один из крупнейших в стране и известен своей коллекцией модернистов.

Конечно, американский культ еды не обошел и Филадельфию. Тут любят вкусно поесть. В городе можно найти ресторан национальной кухни любой страны. Но и городу есть чем похвастаться в кулинарной сфере. Думаю, все слышали про плавленый сыр «Филадельфия» или жевательные конфеты «Twizzlers». Но главные кулинарные изыски Филадельфии – чизстейк и претцел. Чизстейк – это сэндвич с начинкой из кусков говяжего стэйка, поджареных на противне вперемешку с сыром и луком. А претцел – это такой соленый крендель в форме знака бесконечности, который впервые появился в Германии, а тут его просто решили обильно поливать горчицей.

Я дейсвительно не собирался сюда переезжать, и первое время всячески этот город избегал, также как Уолтер считал его грязной дырой. Но все друзья, словно сговорившись, начали массово переселяться в Филадельфию. И приезжал я именно к людям, а где они жили, было уже делом вторичным. Я видел только однообразные жилые улицы с вывернутыми мусорными мешками на тротуарах, сидящими на ступеньках среди этого мусора афроамериканцами, которые постоянно что-то кричали мне в спину. За все это время я даже ни разу и не был в центре города. Раз приехал, второй, третий… И после пятнадцати выходных, проведенных в Филадельфии, сам не понял, как оказался с ключами к двери только что снятой квартиры. Я сразу же бросился изучать город. И да, я сделал селфи со статуей Рокки Бальбоа. Я забрался на смотровую площадку гордской ратуши, стоял у бронзовых ног основателя города Уильяма Пенна и смотрел вместе с ним на Филадельфию с высоты в сто пятьдесят метров. Потратил пару дней на прогулки по Фэрмонт парку, посетил зоопарк, дотронулся до Колокола Свободы, случайно наткнулся на памятник Тадеушу Костюшко, отыскал знаменитую скульптуру «Я вырвался» Зеноса Фрудакиса, прошелся под пятнадцатиметровой прищепкой, отстоял очередь в несколько улиц у одной из забегаловок, где в 30-х годах начали готовить первые чизстейки...

Здесь всем на все наплевать

Что же я увидел, прожив в этом городе три года? Во-первых, это непробивной экзистенциальный пофигизм его жителей ко всему, кроме себя самого. Что бы ты ни делал, как бы себя ни вел, во что бы ни одевался, всем на тебя плевать. Помню как-то раз надо было проехаться десять минут от дома к знакомым забрать важные документы. Переодеваться мне было лень, поэтому я сел в машину в пижаме с разноцветными рожицами, в пушистых домашних тапках, только ночного колпака не хватало. По дороге захотелось кофе. Я заехал в небольшой магазин у заправки. У входа придержал какой-то бабушке дверь, она же, не подымая глаз прошептала «thank you» и зашла. Внутри было довольно многолюдно, я налил себе кофе, прошелся к холодильникам, взял пару бутылок воды, постоял в очереди, расплатился, вышел. И только в машине сообразил, что был там в таком виде. Ни одного косого взгляда в мою сторону. Очень часто можно наблюдать картину, когда человек идет по оживленной улице, слушает музыку в наушниках, поет в голос, пританцовывает, задевая при этом прохожих, корчится, изображая игру на гитаре, а люди немного отступают, но, даже не задерживают на нем взгляд и идут дальше. Никто не парится о каком-то общественном мнении. И благодаря такому пофигизму появляется ощущение свободы. Но та ли эта Свобода, в честь которой пару веков назад молотили в колокол филадельфийцы?

Однажды я прогуливался по центру Филадельфии со знакомой, которая только за день до этого прилетела из Беларуси. Я очень удивился ее реакции. «Почему они все сидят и ничего не делают?» – возмущалась она. Я даже не понял, о чем речь. «Посмотри, большинство сидит по одному на лавках или на ступеньках и просто смотрит в пустоту! Вот мужик – он уже минут пять просто смотрит в пол и не двигается. Я понимаю, сидели бы книги читали, в карты играли, как у нас под подъездами, обсуждали что-то. Должен же быть какой-то процесс! Середина рабочего дня! Понимаю в южных странах, в Мексике, в Коста-Рике у них там «pura vida» и все на расслабоне, но там солнце круглый год, пляжи да океан, и из заработков – только туризм. А тут здоровенный промышленный город, отовсюду из труб дым прет, заводы кругом, а они замерли и сидят!» И я не смог сказать ничего ей в ответ.

Отдельная каста филадельфийских пофигистов – это местные полицейские. Им вообще все фиолетово, зачастую они просто исполняют функцию бревна. Стоят целый день с мигалками у дорожных ремонтных работ, пьют кофе и изучают фейсбук. Тут тебя никогда не остановят за ремень или неполную остановку на знаке «стоп». А если за что-то и остановят, то никогда не повысят на тебя голос и могут пару минут обсуждать с тобой погоду или вчерашнюю игру местной команды по американскому футболу.

Сейчас же я попытаюсь рассуждать, как коренной филадельфиец, а именно оценивать любую вещь в сравнении с соседним штатом. Так вот, на другой стороне реки Делавэр ситуация абсолютно противоположная. Полицейские штата Нью-Джерси очень активные и будто постоянно ищут повод, чтобы выписать штраф. Один раз меня приняли за наркодиллера только на основании того, что я припарковался у торгового центра, вышел из машины, курил сигарету и разговаривал по телефону, после чего в сам торговый центр не зашел и поехал дальше. Машину окружили мигалками, полицейские в бронежилетах попросили меня выйти и сказали, что посчитали мое поведение подозрительным. На мой вопрос «Разве там запрещено парковаться, если ты не заходишь внутрь?» они ничего не ответили и вручили мне бумагу, где нужно было расписаться в знак согласия на обыск машины. Я сразу же вспомнил Конституцию, Декларацию независимости и Колокол Свободы. И решил постучать по нему молоточком. «Нет! Не буду подписывать! Это мое гражданское право!» – гордо выпалил я. Полицейские серьезно занервничали, начали советовать, что мне лучше сразу сказать, что у меня там такое лежит, и сэкономить всем время. Потом даже спросили напрямую: «Или ты просто зол на нас, что мы тебя остановили?» Я стал нем, как колокол, и в ответ лишь кивнул. В итоге взяли меня на слабо, сказав, что в таком случае им придется эвакуировать мою машину на стоянку их участка, и она будет находиться там, пока они не получат ордер на обыск. Я сдался. Уж очень не хотелось остаться где-то в Нью-Джерси без машины. Один из полицейских надел на себя шлем, еще один – бронежилет, спросили, нет ли внутри взрывчатых веществ, на что я просто отвернулся. Они бегло обыскали машину, поводили там металлоискателем, после чего вместе с напарником извинились за беспокойство и отдали мне документы.

Муралы, диггеры и персонажи Драйзера

Важной частью архитектуры Филадельфии считаются так называемые «murals» (настенная живопись). Я первое время их даже не замечал, ходил, как местные, опустив голову вниз и думая о своем. Но однажды пошел показывать знакомому студенту Белорусской Академии искусств скульптуру «Я – вырвался», ради которой он и остановился на денек в Филадельфии. Не успели мы отойти от дома, как он начал восторженно пихать меня в бок и указывать на стену. «Ничего себе! Ты посмотри, какие росписи! А головы какие убедительные, объемные. Все по канонам – свет, тень, полутон, рефлекс, блик. И в лицах оптимизм такой! Вау! Все точь-в-точь как нас дома учат, теплохолодность и прочее! Может, кто из наших преподавателей тут подрабатывает, а?» Росписи действительно впечатлили и меня. Лично я почувствовал в них дух соцреализма, стальные взгляды на встречу ветрам, мысли о светлом будущем. Пока мы шли до скульптуры, мой знакомый где-то в четырех росписях узнал одну и ту же руку. Попивая кофе в Старбаксе, мы провели интернет-расследование – оказалось, мой друг действительно был прав. Автором всех этих работ была американская художница Мэг Салигман, которая расписала более пятидесяти зданий по всему миру, но самые известные ее сюжеты ожили на улицах Филадельфии. В итоге впечатленный студент остался погостить еще на денек и мы отыскали и сфотографировали все росписи этой художницы.

Филадельфия – идеальное место для всяких экстремалов вроде диггеров, руферов и зацеперов. В городе множество заброшенных заводов, отелей, бункеров, коллекторов для очищения речной воды, забраться в которые не составляет большого труда. В этом плане Филадельфия конечно не сравнится с каким-нибудь городом-призраком, как Детройт, но все же. Одним из самых мистических мест такого рода до некоторого времени был отель Devine Lorraine. Высокое здание, полностью покрытое граффити, с выбитыми окнами, потемневшими от сырости арочными сводами и облезшей красной краской на огромных металлических буквах крыши. Оно находится в пяти минутах от городской ратуши и в десяти – от моего дома. Его видно со всех основных магистралей и мостов. Я часто прогуливался мимо, у заколоченных дверей спали бомжи, в окнах мелькали чьи-то силуэты, но в самом здании чувствовалось какое-то надменное величие, мощь, вековая стать. Было видно, что стоит оно здесь очень давно. В итоге выяснилось, что его построили в конце 19 века – это было самое высокое здание в Филадельфии, и жили там влиятельные и богатые люди города. Но в середине 20 века каким-то странным образом здание было продано чернокожему пастору за ничтожно малые по тем временам деньги. Он организовал там самую настоящую секту, назвав все это «Международным движением мира» (Universal Peace Mission Movement), к которому мог присоединиться человек любой национальности и вероисповедания. Но как только двери отеля закрывались, пути назад не было. До сих пор никто не знает, что происходило за стенами этого здания почти пятьдесят лет. После этого отель постоянно перепродают, только начинают реставрировать, как спустя пару лет все останавливается, здание стоит заброшенное годами, пока найдется новый владелец. Однажды я и пару знакомых сумели туда забраться, бродили по пустым коридорам, подымались по мраморным плитам с этажа на этаж. На одном мне мерещились герои с романов Теодора Драйзера: успешные финансисты и биржевые маклеры бродили с дамами в платьях по пустым залам, на этаже следующем я представлял жуткие сцены, как голые разноцветные люди молятся в трансе на стоящего под куполом отца божьего. Мы забрались на крышу, сидели на красных металлических буквах и пили вино. А снизу суетились фигуры прохожих, все бежали по своим делам, опустив вниз головы и абсолютно нас не замечая.

Чем дольше я живу в Филадельфии, тем больше подмечаю всяких мелочей, особенностей. Город постепенно оживает внутри меня, появляются блики, оттенки, полутона, как на росписях Мэг Салигман. Недавно я узнал про исключительно филадельфийское слово «john», которое местные используют для описания того, к чему не смогли подобрать нужного слова. Узнал про исключительно местный коктейль «сitywide» ( всегородской). Приходишь в любой бар, говоришь бармену: «Эй, брат, плесни-ка мне один citywide!» И бармен нальет вам рюмку самого дешевого в баре алкоголя и поставит рядом банку самого дешевого пива. Cтоить это будет два-три доллара в зависимости от заведения. Узнал про то, что филадельфийцы называют жителей Нью-Джерси «моллюсками» (clams), а те их в отместку «коробками от ботинок» (shoobies). По прошествии трех лет я уже не могу сказать, что Филадельфия плоха. И встреться мне сейчас на дороге дальнобойщик Уолтер, я бы обязательно поспорил с ним на этот счет. Тут все зависит от отношения к жизни. Если быть пессимистом и замечать вокруг сплошной негатив, то в итоге и будешь жить в Дерьмоделфии. Помните же, не место меняет человека, а человек место.