Сексуальная жизнь в Союзе стала андеграундной под нажимом идеологии, когда государственная машина поставила своей целью контролировать не только общественную или культурную жизнь, но и заглядывать гражданам под одеяло. Короткий период эйфории от полученной в результате революции свободы половой жизни сменился долгой холодной зимой. Беларусь и здесь не осталась в стороне, в 1920-е годы был заложен фундамент не только беларуской советской нации, но и советских сексуальных комплексов и ограничений, которые не дают нам покоя до сих пор.

Главным отличием современности от предыдущих поколений, живших в первой половине ХХ века, является гораздо большая осведомленность и доступность информации о сексе. Осведомленность не всегда добавляет смелости, а обилие информации, намеков и символов, доступность эротики и порнографии может даже оглушать, притуплять воображение. Возможно, поэтому большинство и сейчас продолжает вести ту же однообразную и рутинную сексуальную жизнь, что и их предшественники.

Количество людей, бросающих вызов общественной морали, ханжеству, цензуре всегда одинаково. Например, Мильда, героиня пьесы «Хочу ребенка!» поэта-футуриста Сергея Третьякова (друга Маяковского) готова была всю себя отдать партии, а не мужу Якову. Она бросает фразу: «Я не хочу мужа. Я хочу ребенка. Мне вы сами не нужны. Мне нужны только ваши сперматозоиды!» Многие женщины, считающие себя феминистками, смогут последовать этому примеру сейчас?

Женщина и новый быт

Итак, вместе с молодым советским государством на арену выходит новый тип женщины – активной, деятельной и политически грамотной. Она работает на производстве, за станком, в газете, участвует в общественно-политической жизни наравне с мужчинами. Моисей Кульбак прекрасно описал такой типаж в своем знаменитом романе «Зелменяне»: «…Вот уже несколько дней, как Тонька не приходит домой даже вечером. Целыми ночами сидит она у маленького письменного стола, курит папиросы и диктует отчет для пленума народного комиссариата. Снег пригоршнями прилипает к черным оконным стеклам. Возле Тоньки сидит машинистка, закутанная в пальто, с застывшими пальцами, потерявшая надежду, что эта женщина ее когда-нибудь отпустит домой…». Женское курение, к слову, было еще одним символом равноправия и победы феминизма.

Образ новой женщины прекрасно описал Михась Гольдберг: «…Яна ўмела кіраваць народам. Калі кулакі-гарлапаны хацелі сарваць бядняцкі сход па пытаннях аб пасеўной кампаніі, Альжбэта не паслухала трусьлівых прапаноў адкласці сход на другі дзень, бліснула сьветла-сінімі вачыма і цьвёрда сказала: Баяцца ня буду – сход правяду!... Гэтыя жанчыны прайшлі самую патрэбную школу – школу жыцця…». Более того, женственность стала считаться буржуазной и мещанской, в моде была простота и грубость.

Феминистка из Брест-Литовска

Женщиной, которая внесла огромный вклад в дело полового просвещения, стала наша соотечественница, врач Елизавета Демидович. Ее биография и творческий путь заслуживают пристального внимания. Выпускница медико-хирургического факультета Московского университета с 1899 года работала в Бресте врачом железнодорожной больницы, вела частную акушерскую практику на улице Пушкинской в доме Шубского, была штатным врачом брестской женской гимназии.

Во время Первой Мировой войны, когда линия фронта начала подходить к Бресту, она с волной других беженцев прибыла в Москву. Именно здесь начался новый период ее деятельности в сфере полового просвещения. Последствия войны и разруха, крушение традиционных устоев, «угар НЭПа» делали советских женщин абсолютно беззащитными перед мужским произволом, насилием, оставляли их наедине с их проблемами. Мужчинам было гораздо легче – тогда появились выражения «отец-летун», «сожитель», «злостный неплатильщик алиментов».

Демидович, обладая литературным даром, пыталась воздействовать на общество через зарождавшийся тогда «масскульт». Из-под ее пера выходила настоящая драматургия о проблемах секса. В 1922 году появилась ее брошюра с откровенным названием «Суд над гр. Киселевым по обвинению его в заражении жены гонореей, последствием чего было ее самоубийство» (sic!). Она представляла собой пьесу, которую мог бы разыграть любой трудовой или комсомольский коллектив, если в их рядах произойдет что-то подобное. Так называемые Санпросветсуды должны были с одной стороны порицать неправильные поступки, а с другой – просвещать людей на предмет венерических болезней, половой гигиены, предохранения, планирования семьи.

В подобном же ключе была написана еще одна ее пьеса-инструкция «Суд над половой распущенностью», которая в 1929 году была издана в БССР в переводе на беларуский. Редактировал пьесу профессор Арон Залкинд, бывший фрейдист, автор «12 половых заповедей революционного пролетариата» и основатель науки под названием «Педология». Конечно, приговоры таких судов были относительно мягкими. Тем не менее, в этих книгах можно отыскать корни современных атак феминисток на sexual harassment.

Кроме этого, Елизавета Демидович попробовала себя в роли кино-сценаристки. В 1925 году по ее сценарию снимают фильм «Сифилис» («Правда жизни»). В центре картины двое рабочих, подцепивших французскую болезнь.

Один своевременно излечился, обратившись к врачам, другой, проявив беспечность, заразил всю семью и стал калекой. Этот фильм показывали даже пионерам.

В 1926 году по ее сценариям в соавторстве с Ноем Галкиным и Виктором Шкловским выходят две картины: «Проститутка» режиссера Олег Фрелиха и «Расплата» Валерия Инкижинова. Последний фильм не сохранился до наших дней, но можно предположить, что и в нем затрагивались проблемы сексуальных отношений и их последствий. А ученик Мейерхольда, бурят Валерий Инкижинов, талантливый актер, режиссер и педагог, сбежал из СССР во Францию и сделал себе там блестящую актерскую карьеру.

Елизавета Демидович разработала и свой вариант женского презерватива – маточного колпачка. Ну а последняя известная нам работа Елизаветы Демидович – памятка «Личная гигиена девушки и женщины», выпущенная в 1940 году.

«Проститутка»

Эта картина занимает в истории беларуского кинематографа особое место. Второй фильм, выпущенный «Белгоскино» после боевика «Лесная быль». А фактически первый, поскольку его съемка была завершена раньше. Такой странный выбор тематики, возможно, объясняется тем, что в середине 1920-х беларуские фильмы снимались на базе киностудий Москвы, где шла негласная борьба режиссеров за влияние.

Во многих советских фильмах показана трансформация молодой женщины из неграмотной, темной провинциалки в передовика производства и общественной активистки. Но на этом пути ее поджидает множество опасностей и соблазнов. Именно так складывается судьба главной героини картины – девушки Любы. Неудивительно, что в этом фильме показывалась статистика по проституции и венерическим заболеваниям, полученным в результате беспорядочной половой жизни. Так или иначе, «Проститутка» (или «Убитая жизнью») демонстрировалась в большом прокате и пользовалась популярностью.

Фильмы были лишь верхушкой айсберга, во многих газетах и журналах доктора получали площадку для обсуждения вопросов сексуальной жизни. Например, в бобруйской газете «Камуніст» доктор Голодец вел колонку «Бяседы дактароў», где рассказывал о аспектах секса и его последствий.

Все на борьбу с самоудовлетворением

В 1920-х годах большевики объявили настоящий крестовый поход на... онанизм. Это занятие было названо общественно опасным. Доказательством этому служит большое количество брошюр, изданных в БССР в тот период. Например, «Онанизм и борьба с ним» профессора Мендельсона, «Онанизм» доктора Фронштейна, «Борьба с онанизмом» Якобзона, книга Файнгольда et cetera. Конечно, медики и физиологи рассматривали это явление с научной точки зрения, а в качестве негативных последствий называли нервозность, снижение эрекции и нарушение семенного цикла. Уже тогда никто не пугал людей слепотой.

В книжках, изданных значительным тиражом, даже присутствовал портрет «типичного онаниста»: бледное лицо, синие круги под глазами, холодные руки, нетвердая походка, подозрительный взгляд и нелюдимость.

«...Ясно, что онанизм представляет собою большое общественное зло...» – писал Фаингольд, – «Надо определенно сказать, что человечество было бы гораздо трудоспособнее, энергичнее и сильнее, если бы совершенно не было онанизма». Мендельсон призывал: «Борьба с онанизмом должна вестись единовременно со всех флангов: с одной стороны должна действовать армия родителей, врачей, воспитателей, с другой стороны – армия самих онанистов... Вспомогательным отрядом в этой борьбе должна выступить здоровая сознательная молодежь, не зараженная онанистическими наклонностями».

Причина столь яростного наступления была в том, что советская власть желала контролировать и направлять энергию масс, в том числе и сексуальную. И направлять ее на строительство коммунизма. Одно дело, когда половые отношения происходили с согласия коллектива и инстанций, совсем другое – когда человек исповедовал «сексуальный сепаратизм», пусть и с самим собой. Мендельсон подчеркивал, что «половое влечение и своеобразная половая энергия, затраченная обычно на ухаживание, совокупление, оплодотворение, деторождение – результат воздействия особых продуктов, поступающих в кровь из половых желез на организм и, в частности, на головной мозг. Однако эта же половая энергия способна превращаться и в другие виды энергии, обнаруживаясь проявлением новых душевных качеств: отваги, фантазии, предприимчивости, художественных способностей. Так например, в 1922 году увлечение революцией ослабило половое влечение у 53% мужчин и у 32 % женщин... Поэтому онанисты должны привыкать к товарищеским коллективам и стремиться в них к активной работе».

Исследование сексуальности

Врачи и психиатры в тот период сделали очень много для изучения половой жизни человека, но кроме них сексуальность исследовали и люди искусства. Девяносто лет назад, в 1928 году французские сюрреалисты решили организовать то, что в последствии назовут «исследования сексуальности». Андре Бретон, Луи Арагон, супруги Ив и Жаннет Танги, Жак Превер и даже отец «театра жестокости» Антонен Арто собирались и за закрытыми дверями говорили о собственном опыте, восприятии эротизма, взглядах на разные виды любовных отношений, импровизировали, спорили, задавали друг другу вопросы. Андре Бретон выступил в роли режиссера-постановщика, умело направляя беседу в нужное русло, предоставляя возможность каждому участнику высказаться. Арагон на одном из сеансов сказал: «Женщина, которая может меня соблазнить, соблазнит меня не глазами, не волосами, не грудью, не ростом, не бедрами, не ногами, а тем, что абсолютно не поддается описанию, – своей экспрессивностью!..» А Бретон признался: «Если я желаю женщину, то мне все равно, испытывает она оргазм или нет!» Что характерно, сюрреалисты тогда не стремились к публичной провокации и избегали модного психоанализа. Знаем мы обо всем этом, потому что часть из этих бесед была опубликована в журнале «Сюрреалистическая революция».

Могли ли наши поэты или художники вести подобные беседы о сексе? Уж явно такое не обсуждалось на официальных заседаниях советских литературных организаций.

Возможно, эти темы поднимались на собраниях знаменитого ТАВІЗа – «Таварыства аматараў выпіць і закусіць».

Уже в самом названии был заложен эпатаж и нонконформизм по отношению к набирающему силу идеологическому контролю, пафосу официоза и коллективизму. Основателем и автором названия был поэт Михась Багун. В разное время членами ТАВІЗа были такие яркие личности, как Тодор Кляшторный, Владимир Ходыко, Валерий Моряков, Эдуард Самуйленок, Юлий Таубин, Алесь Дудар. На заседаниях этого общества творческие люди за кружкой пива или бокалом вина, читали свои произведения и стихи, которые не могли быть опубликованы, делились своими планами, проблемами и тревогами. Хотя сугубо мужское общество, разговоры за сигарой и бокалом бургунского отнюдь не способствовали трезвости мышления и серьезного отношения к теме Эроса.
Даже такие собрания не могли остаться незамеченными и вскоре на «общество поэтов-алкоголиков» обрушилась с критикой вся пресса, в «Звязде» их называли «морально разложившимися», «прадстаўнікамі старой, несавецкай інтэлігенцыі і дваранства». К примеру, Тодора Кляшторного из-за участия в товариществе так и не приняли в Союз советских писателей. Сам поэт тяжело переживал ограничение творческой свободы и постоянное давление, а потому писал: «…Ходзім мы пад месяцам высокім, а ячшэ – пад ДПУ…»

Кружок сюрреалистов через пару лет распался. Некоторые, как Андре Бретон, продолжили исследовать эротизм, другие, как Луи Арагон, открестились от опытов юности, стали членами французской компартии, ездили в СССР и восхваляли Сталина. Участникам ТАВІЗа повезло гораздо меньше – по всем ним проехался каток репрессий, лишив их жизни и надолго вычеркнув из истории беларуской литературы.

***

При подготовке статьи были использованы материалы из фондов Национального архива Республики Беларусь, Центрального научного архива Академии наук Беларуси, периодические издания 1920-х годов: «Савецкая Беларусь», «Звязда», «Беларуская вёска», «Наш край» et cetera. Для более полного представления о сексуальной жизни и политике в данный период автор рекомендует ознакомиться с книгой Аляксандра Гужалоўскага «Сэксуальная рэвалюцыя ў Савецкай Беларусі»: 1917–1929 гг. – Мінск : А. М. Янушкевіч, 2017.