Когда началась «радужная» вакханалия по поводу разрешения гомосексуальных браков в США, я в своей компании завел об этом разговор. И поразился агрессивной реакции друзей. Это было на уровне: «все люди как люди, даже в фашистах есть что-то человеческое, но эти…» Откуда это берется? Сложилось ощущение, что мои взрослые, семейные, образованные друзья считают, что если рядом будет сидеть гей, то его намерением точно окажется этого друга соблазнить, уговорить и, в результате, затянуть в «свою веру». Он этого допустить не может, мой друг, и потому всеми силами сопротивляется.

Я отношусь к геям абсолютно равнодушно. Более того: я крайне редко их вижу. Помню, в аэропорту Брюсселя была яркая парочка очень подтянутых и ухоженных мужчин лет под 45. Второй случай был в Лондоне, когда один мужик приобнял другого. Но я ни разу не видел целующихся на улице геев, и если сильно напрячься, то за свои 42 года вспомню случаев пять, когда меня сталкивало с мужчинами, которых можно было идентифицировать как геев. С другой стороны, я читаю СМИ и социальные сети, где теме однополой любви (и её официального преломления) уделено много внимания. По моим ощущениям геи – это как «Правый сектор» в Украине. «Очень плохие люди, собирают вооруженные отряды, режут русских, выступают за украинскую мову, практически все сделали на Майдане» – нам об этом рассказало телевидение и другие средства массовой информации. Но когда проходят реальные парламентские выборы, оказывается, что поддержка населения у «Правого сектора» – 1,5%. То есть «Правый сектор» по степени влияния – это вошь, которую не видно в микроскоп, а реальная жизнь идет совсем по другим законам. Та же история и с геями.

Что мы знаем про геев

Итак, что мы знаем про них? Во-первых, они устраивают карнавалы. С одной стороны, когда люди себя раскрашивают и идут куда-то с песнями – это хорошо. Ирландцы или бразильцы делают так регулярно. С другой стороны, если речь о гей-параде, то мне не очень приятно смотреть на толстых дядек в стрингах. Голые люди в принципе не очень красивы. Если всех нас, читающих этот текст, раздеть и выложить снимки в сеть, картинка не будет представлять собой эстетичное зрелище, если, конечно, с нами не поработает профессиональный фотограф. Так или иначе, когда веселые люди выходят по любому поводу на демонстрацию, это хорошо: если бы параллельно с гей-парадом в городе шли демонстрации в поддержку женщин-профессоров, детей, маркетологов и любителей хомячков, геи не были бы так заметны. А тут получается, что мы сидим с грустной физиономией, и нам кажется, что только гомосексуалы радуются. Что-то не так! Вероятно, им надо сразу дать по выступающим частям тела за пропаганду однополой любви.

Я абсолютно убежден, что 99% геев никогда в своей жизни не пойдут на гей-парад. На эти демонстрации ходят фрики, которые к геям имеют крайне опосредованное отношение. Представьте себе нормального человека, которому в какой-то момент в детстве пришло осознание себя как девочки в теле мальчика, или наоборот. Наверное, это очень больно понимать. Человек переживает трагедию, а общество в зависимости от развития и толерантности либо принимает, либо не принимает его таким, какой есть. Я абсолютно убежден, что после двадцати лет жизни мечтой любого гея является найти второго такого же, чтобы тихо и спокойно жить на окраине Дрездена и не дай бог лезть в телевизор голым в стрингах с раскрашенной рожей. Если вдруг общество по какой-то причине решит, что им можно иметь детей, даже приемных, это будет вершиной счастья для нормальных людей, которыми в большинстве своем, они и являются.

Усыновление детей гей-парами

Усыновление детей однополыми парами – это отдельная история. Когда мужчина принимает добровольное решает спать с таким же половозрелым мужчиной, это его решение, выбор взрослого человека. Но когда мы засовываем ребенка в семью, где роль мамы исполняет мужчина, у него формируется искаженное представление о норме: человек с детского возраста на подкорку пишет, что семья – это двое мужчин. Мы, с очень большой вероятностью, травмируем ребенка, влияя на его будущее без спроса. В детдоме тоже нет ничего хорошего. Нелюбовь к тебе твоей сублимационной «мамы», которая работает воспитателем в детском доме способна навредить не меньше. Наличие любви к ребенку в любом случае лучше, чем её отсутствие. У Чикатило мама была, которая просто разворачивала младенца к стенке, когда он плакал, и била его до 12-ти лет за ночное недержание мочи. Вырос маньяк и отомстил. С другой стороны, есть сэр Элтон Джон, в детстве которого папа ушел из семьи и говорил сыну, что он «сука бесталанная, из которой никогда ничего не получится». Мальчик всю жизнь доказывал, что во-первых, он -талантливый, а во-вторых, искал этого папу через свою ориентацию. То есть на сто тысяч человек, с которым так поступили отцы, есть всего один Элтон Джон.

Тем не менее, приемные родители-геи по всему миру – очень серьезный камень преткновения. Почему? В идеале ребенок в своем развитии двигается от мамы к папе (и обратно). К подростковому возрасту мальчик должен прийти к отцу, чтобы тот обучил, как стать мужчиной, в том числе рассказал, что делать с женщинами. В случае с приемной семьей геев этого ракурса нет: папе женщины не нравятся. Для ребенка в семье геев женщина будет как неопознанный летающий объект – контакт крайне затруднен. Но это ситуация двух мужчин, которые растят мальчика. А если девочка? Она будет залюблена этими двумя отцами, и вырастет принцессой, которая точно знает, как манипулировать мужчинами, но будет слабо себе представлять роль жены.

Чем страшен «социальный секс»

Гомосексуалы были всегда, и нам часто приводят в пример Древний Рим и Грецию, где гомосексуальные отношения между молодыми мужчинами, как в армии Александра Македонского, были нормой. Но ведь такой «социальный секс» не имеет отношения к серьезным вопросам пары, семьи. Мне кажется, мои друзья боятся как раз «социального секса». Опасаются, что геи захватят власть и заставят их попробовать. Это иллюзия, вроде того, что нас всех захватят американцы. Откуда она берется? Когда мы росли в СССР, темы однополых отношений не было вообще. Более того, было страшное слово педерастия, которая уголовно преследовалась: геев либо сажали в тюрьму, либо лечили электрошоком, надеясь исправить. Это бред полный, и тем не менее, целое поколение белорусских мужчин выросло со страхом темной комнаты, населенной монстрами, которые сидят под кроватью. Вопрос, почему эти мужчины сегодня не хотят разобраться в теме? Почему им удобнее просто бояться?

Нет ничего страшнее в мире мужчины, чем потерять эрекцию. А в гомосексуалальной паре кто-то один – это существо, которому эрекция не нужна. Мужчина, который яростно критикует геев, не достаточно уверен в том, что он мужественен. Психологи говорят: есть «я» как ребенок, который сидит внутри, и есть «я» как внешняя оболочка, которая живет социальную жизнь. Психически здоровый человек знает, что эти две существа между собой очень даже не сходятся (обычно). В моем понимании, человек, который боится геев, всеми силами не хочет замечать, что у него внутри есть такой маленький мальчик. Мужчина, который позволяет геям спокойно существовать на безопасном расстоянии, не боится потерять себя и чувствует границу: я – это я, даже без эрекции я останусь собой в любом случае. Он не представляет себя в роли соблазненного, тем более изнасилованного. У мужчины, который к геям относится лояльно, есть то, что можно предъявить миру, помимо своей драгоценной эрекции. Вряд ли он побежит от своей надоевшей жены к «светским львицам» или студенткам доказывать, что он еще ого-го!

Не менее интересен вопрос, почему люди с такой агрессией относятся к геям мужчинам и не видят опасности в лесбиянках?

Один из ответов лежит на поверхности: ни одна из лесбиянок не обладает пенисом, а потому не может претендовать всерьез на роль мужика, просто по физиологическим причинам. Отсутствие видимой конкуренции за фаллос делает лесбиянок предметом просто милого юмора. Если бы существовала массовая операция по вшиванию импланта пениса лесбиянкам, отношение в обществе процессу было бы негативным: им бы не дали, ввели жесткий запрет.

В корне всего – верховенство фаллоса. Невозможно представить себе Площадь Победы с цветком лотоса, раскрытым посередине – это было бы другое общество и другая страна.