«Мы ждем признания наших художников за рубежом, но в этом мы не уникальны»

KYKY: Валерий, вы для меня не только крутой фотохудожник, но и представитель тех беларусов, о таланте которых узнают после того, как они добились признания за рубежом…

Валерий Кацуба: Не сказал бы, что такая ситуация для Беларуси уникальна. И в России к своим талантам относятся настороженно. Ждут, как примут за рубежом. Возможно, причина такой ситуации в неуверенности, в недостаточной смелости беларусов и россиян высказывать свое мнение. Все мы сомневаемся, думаем, может, не знаем достаточно глубоко историю искусств, не разбираемся в них, поэтому молчим, ждем, пока кто-то другой скажет, что работы достойны внимания. Но и после этого не факт, что нам художник понравится. Мы осторожно делаем шаги и принимаем новое.

KYKY: Что вы имеете в виду?

В. К.: Приведу пример. Журналы мод в России крайне редко идут на эксперимент, потому что они беспокоятся о том, как это у них получится, что скажет профессиональное сообщество. Французы в этом деле более решительны. У французского Vogue во главе с главным редактором Карин Ройтфельд была смелость делать такие шаги. Если Карин понравилось то, что сделал человек, она приглашала его сотрудничать. Так произошло и со мной, я снимал для французского Vogue. Я думаю, так всегда было в искусстве в России. Вспомним историю, которая произошла с «Русскими сезонами» Сергея Дягилева. Труппа уехала за границу, где получила признание и успех. А в России спектакли «Русских сезонов» начали восстанавливать относительно недавно. К тому же, наша публика медленно привыкает ко всему новому, и в этом нет ничего плохого.

KYKY: Мы ждем признания за рубежом, чтобы начать гордиться своими деятелями искусства. В Европе иная ситуация?

В. К.: Мне сложно говорить, я не жил в Европе так долго, чтобы ответить на этот вопрос. Живу сейчас между Санкт-Петербургом и Мадридом. Но знаю, что пословица «нет пророка в своем отечестве» актуальна и в Испании.

В Шотландии есть выражение «я знал его отца». Какой, мол, талант, я же его отца знал!

Нам такая ситуация недоверия к своим кажется уникальной, потому что мы живем здесь и знаем, как происходит у нас, но то же самое встречается и в других странах. Мы не одиноки в недоверии к своим деятелям искусства. Исключениями являются лишь, наверное, интернациональные Лондон и Нью-Йорк, где сосредотачивается все мировое искусство и диктуется вкус. А раньше, на рубеже 19-го и 20-го столетий, таким городом, определявшим вкус, был Париж.

«Музей такого уровня, как Помпиду, берет в дар только то, что его интересует»

KYKY: Мы заговорили про Париж, где 14 сентября в Национальном центре искусства и культуры Жоржа Помпиду выставили несколько ваших работ. Расскажите, как они туда попали?

В. К.: Да, несколько моих работ останутся в коллекции Центра Помпиду после того, как экспозиция «Коллекция! Современное искусство в СССР и России. 1950-2000» завершится. Не бывает ничего случайного. Процесс отбора работ в музей такого уровня очень непростой. Сначала они должны были пройти отбор у наших кураторов, а после – у сотрудников Центра Помпиду. Мне предложила предоставить фотографии для отборочной комиссии Центра Помпиду Ольга Свиблова, директор московского «Мультимедиа Арт Музея». Работы покупались благотворительным Фондом Владимира Потанина. Окончательный же список работ утверждали французы. Подарить что-то в такой музей без его желания невозможно. Музей такого уровня, как Помпиду, берет в дар только то, что его интересует, иначе он весь был бы в подарках.

Ольга Свиблова выбрала три фотографии, которые мы сделали совместно с Владиславом Мамышевым-Монро. К сожалению, его уже нет в живых… Ольга позвонила мне и сказала, что остановилась на фотографиях из проекта «Всякая страсть слепа и безумна», который мы сделали в 2001 году. По ее словам, он с каждым годом нравится ей все больше, как хорошее вино настаивается. Потом я получил письмо с поздравлениями. В нем говорилось, что Центр Помпиду подтверждает закупку трех моих фотографий в свою коллекцию.

KYKY: Что вы чувствовали, когда читали это письмо?

В. К.: Ощущение «вау!» приходит к разным людям по-разному. Одним удается осознать какие-то свои достижения в тот же момент, а у других это занимает время. Я из последних. Когда мне только сообщили, что будут рекомендовать мои фотографии Центру Помпиду, я был настроен по-деловому и никаких надежд не питал. Хотя, может, где-то глубоко в душе они и жили… Я эту ситуацию просто отпустил, но чувствовал, что фотографии возьмут.

KYKY: Какие конкретно фотографии останутся в Центре Помпиду?

В. К.: Три снимка проекта «Всякая страсть слепа и безумна». В нем всего 10 фотографий, которые были сделаны в одном интерьере с одним героем – художником Владиславом Мамышевым-Монро. Единственное, что меняется на этих снимках – выражение его лица. Зритель видит разные эмоции в исполнении Владика, у которого очень выразительная и живая мимика. В Париже останутся фотографии «Перекладывание ответственности», «Грусть» и «Излишнее любопытство».

Одна работа была продана на благотворительном аукционе Натальи Водяновой, а остальные шесть снимков из этого же тиража я привез в Минск на выставку, которая продлится до 8 ноября в Галерее «Ў».

KYKY: Вы сказали про тираж каждой работы. Что это значит?

В. К.: Каждая авторская фотография имеет свой тираж, который определяет сам художник. Например, я могу сделать 4 копии фотоработы «Грусть» в формате 90 х 63,5 см, о чем и заявляю. Все работы одного тиража – оригиналы. Увеличить количество копий я не могу, потому что был заявлен определенный тираж.

KYKY: Чем меньше тираж, тем фоторабота ценнее?

В. К.: Да, конечно.

«Я не собирался быть фотографом, просто так получилось»

KYKY: Что для вас ценнее: признание вашего таланта именитыми экспертами или зрителями?

В. К.: Без одобрения комиссий, экспертов мои работы не оказались бы в Париже, их не увидела бы французская публика. Это профессиональная история. Конечно, это важно. Но и признание публики важно. Бывает, признание профессионального мира открывает художнику путь к людям, а бывает наоборот.

KYKY: Как было у вас?

В. К.: В моем случае все совпало, произошло одновременно. Но мы говорим не о признании миллионами, а о камерной аудитории, ведь фотоискусство – это не поп-культура. Но если все складывается хорошо, живет такое искусство гораздо дольше.

KYKY: Пора рассказать о своем пути в фотографию. Он у вас был интересным.

В. К.: Да, я не собирался быть фотографом (хотя мой отец был хорошим фотографом-любителем), просто так получилось. Меня с детства интересовало искусство – это факт, но я не знал, кем буду в этом мире. Начинал с литературы. Я родился в беларуской деревне Сергеевичи под Минском, окончил там школу. У меня была замечательная учительница русского языка и литературы Валентина Викторовна Лукъянчик, которая поощряла мои склонности к сочинительству. Это важно, потому что она тем самым меня поддерживала как человека, который умеет и хочет писать. В 16 лет я уехал в Санкт-Петербург учиться в морской Академии имени адмирала Макарова.

KYKY: Почему выбрали это учебное заведение?

В. К.: В школе у меня была учительница истории Галина Григорьевна Дрозд. Ее племянник учился в этой академии, она мне о нем рассказывала и эти рассказы целиком захватили мое воображение. К тому же учеба там была прекрасной возможностью увидеть мир, поскольку Советский союз был закрытым. А посмотреть мир было моим страстным желанием. Путешествовать тогда, в 1981 году, можно было, если ты в партийной элите, либо международный комментатор, либо моряк. Я выбрал последний путь.

KYKY: Как пришли в литературу?

В. К.: Академию я закончил с красным дипломом, но плавал недолго. Во время учебы в аспирантуре познакомился с писателем, журналистом ленинградского радио Сергеем Калининым. Так получилось, что его отстранили от эфиров: он сделал что-то, что не понравилось партийному руководству. Редактор радио предложила ему делать репортажи, но попросила найти человека, который бы их начитывал. И Сергей выбрал меня. Я начитал его текст, после чего мне предложили готовить репортажи самостоятельно – понравился мой голос. Я попробовал и таким образом стал журналистом. Потом уехал в Англию, где провел почти год, работая на радио BBC.

Когда вернулся в Петербург, перестройка была в разгаре. Я по-прежнему интересовался искусством и делал материалы о художниках, которые стали моими друзьями. Начал писать рассказы, делал сюжеты для радио и телевидения, писал в газеты. В то время все прекрасно развивалось, мы были вдохновлены светлым будущим, хорошее было время... Начали открываться модные журналы. В России появился первый Vogue, и мне предложили быть продюсером фотосъемок для журнала, которые проводили в Санкт-Петербурге. Шел 1998 год. Чтобы привлечь внимание к журналу, привозили именитых фотографов, которых тогда было всего несколько и для нас было счастьем с ними работать. Сейчас ситуация, конечно, совсем иная. Я работал продюсером на съемках фотографов с мировым именем. Это Филип-Лорка Ди Корсия, Артур Элгорт, Нил Кирк, Патрик Демаршелье. Сейчас они значимые фигуры в истории искусства и фотографии. Я тогда не понимал, насколько мне повезло работать с лучшими силами в мировой фотографии.

KYKY: Но сами вы фотографией все еще не занимались?..

В. К.: Нет, я все еще был продюсером на съемках известных мастеров. В те годы Россия привлекала много внимания, все хотели снимать в Москве и в Санкт-Петербурге, к нам ехали фотографы со всего мира, поэтому работы у меня было много. Но зимой пик интереса падал, и, чтобы не затосковать, я придумал свой фотопроект. Впереди был новый двухтысячный год. Я разыскал архивные фотографии празднования Нового года в 1900 году и мне пришла в голову идея ездить с фотографом Андреем Саматугой по дворцам, клубам, частным домам. И снимать, как Петербург встречал новый век. Но я все еще был продюсером съемки, её режиссером-постановщиком и автором идеи. Не совсем понимая потом, что мне делать с результатом, я рассказал об этом Тимуру Новикову, великому художнику, который был одним из столпов художественной жизни Петербурга 1990-2000 годов. Он был большим авторитетом для меня и порекомендовал сделать выставку. Получив зеленый свет от такого человека, я сделал выставку. Она получила большой успех у публики: всем было интересно, как изменился Петербург за столетие. Как изменились мы, наша пластика, наши лица...

KYKY: Когда начали снимать сами?

В. К.: До 2002 года я был автором идей, продюсером и режиссером съемок, а снимать я приглашал Андрея Саматугу и Евгения Сорокина. Я отовсюду слышал: «Валерий, ты должен снимать сам!» и думал: как же я буду это делать, ведь я не знаю, что такое выдержка и диафрагма. Все изменилось, когда Нил Кирк, английский фотограф, подарил мне свою старую профессиональную фотокамеру. Я понял, что мне нужно начать снимать самому, потому что такие дары нельзя игнорировать.

KYKY: Помните свои первые кадры?

В. К.: Я поехал в Кисловодск, где снимал Юрия Виноградова. Он был в бурке на лошади, которая стояла над обрывом. Юра терпеливо ждал, пока я настраивал камеру, замерял свет, а потом признался, что ему было очень страшно на лошади у обрыва, но он выдержал. Правда, первую пленку я все равно не той стороной поставил. Я понял, что научиться снимать самому можно. И, наконец, понял, почему фотографы мне рекомендовали начать снимать самостоятельно. Как бы ты ни инструктировал фотографа как режиссер, все равно получится не совсем то, что ты бы хотел. Так я начал снимать сам и ни разу об этом не пожалел.

«Ручная печать более объемная и живая, чем цифровая»

KYKY: Вы снимаете на пленку?

В. К.: Да. Какие бы новые технологии ни появлялись, ничто не заменит глаза, руки человека и его желание что-то запечатлеть. Я выбираю ручную печать, в ней, на мой взгляд, больше жизни и объема, чем в печати с цифры. К тому же, печатая вручную, ты не можешь пользоваться фотошопом, то есть фотография получается практически без ретуши. Единственная ретушь на ручном отпечатке – это закрашенные кисточкой следы пылинок. Я, может быть, здесь старомодный, но у фотографа появляется ответственность за каждый свой кадр. Нужно сделать его сейчас, я не смогу потом подправить что-то на компьютере. Либо ты сделал кадр, либо нет.

KYKY: Но вы занимаетесь постановочным фото…

В. К.: Да, но впечатления визуальные я собираю в жизни, наблюдая за природой и людьми, а потом воссоздаю в постановочных фото, которые делаю как фотограф и режиссер. Я многое замечаю и снимаю на телефон. Но в таких фотографиях может быть только один-два элемента, ценных для меня: поворот головы, взмах ресниц, положение руки привлекшего мое внимание человека… Фото, сделанное на телефон, скажем, в метро, не передаст то, что я хочу рассказать в постановочном кадре. Я стараюсь сделать так, чтобы мои герои воссоздали те впечатления, которые я запомнил и снял на телефон. Важно, чтобы в кадре все сошлось: герой, пейзаж, одежда, сюжет. Это уже моя история. И некоторые их них можно увидеть здесь, в Минске.

KYKY: Предвосхитили мой вопрос о минской выставке. Ваши работы выставлялись в Санкт-Петербурге, Москве, Лондоне, Мадриде, Париже. А на родине – впервые…

В. К.: Да, Беларусь – это страна, где я родился, где вырос в деревне Сергеевичи, где учился и получил изначальные знания о литературе, музыке, истории (последнее от учительницы Натальи Демидовой). Я считаю, что сюда нужно было вернуться с уже готовыми несколькими проектами, не показывать здесь первые пробные шаги. Конечно, там, где «каждый знал твоего отца», волнуешься больше, чем в Брюсселе или том же Париже. Оснований для волнения нет, но все равно так происходит, почему – не знаю. Все должно было сложиться, сойтись в одной точке. С Минском так произошло только сейчас.

Куратор выставки Анна Шпакова сотрудничала с Валентиной Киселевой и Анной Чистосердовой из галереи «Ў». Узнав, что я приезжаю в Минск, как обычно, раз в год к своей семье, Анна посоветовала мне познакомиться с ними. Мы друг другу понравились и решили сделать выставку. На ней будут показаны работы из 8 проектов, получилась своеобразная ретроспектива. Конечно, я всегда хотел показать работы в Минске, чтобы их увидели родственники и школьные друзья. Для каждого художника, думаю, важно и ответственно выставиться у себя на родине.