Часть первая. Контингент тюрем: гопники, предприниматели и «залетная молодежь»

KYKY: Помнишь момент, когда российские СМИ выложили твой неудачный снимок и все узнали, что Сильвер – это Пальчис. Как ты отреагировал: «вот блин» или «ну и ладно»?

Эдуард Пальчис: Я подумал, что надо было соглашаться, когда Мотолько предлагал меня красиво сфотографировать. Меня тогда привезли в СИЗО, и фээсбэшники два дня «ломали на показания», плюс я болел, была температура 40 градусов. Я понимал, что раз попал туда, рано или поздно вскроется, кто я такой. Три месяца, как мог, выкручивался, выдавая себя за другого человека, но они, наверное, поняли, что я вожу их за нос и решили так сделать.

KYKY: В одном из интервью ты говорил, что в тюрьмах много достойных людей. Они есть среди заключенных или среди работников?

Э.П.: В тюрьме вся сущность вскрывается очень быстро, потому что это замкнутое пространство и стрессовая ситуация. От стресса всё вылазит наружу: и положительные, и отрицательные качества. Там есть, например, жулье. Интеллигентным людям, которые привыкли помогать ближнему, тяжело говорить «нет», и опытные уголовники этим пользуются. Кому-то родственники шлют передачи, а кому-то – ничего. Жулье, которому передают мало, может выпрашивать, выцыганивать – как акулы. А вообще, сокамерники максимально помогают друг другу, потому что все в одной лодке сидят. Конечно, есть кадры неприятные, есть и стукачи – но они тоже рискуют нарваться на неприятности, если кого-нибудь выведут из себя... Что касается работников тюрем – они такие же сидельцы, как и мы. Он может быть грубым и делать пакости – допустим, не давать выспаться. Или по-человечески к тебе относиться. Как и здесь, на свободе: если сотрудника во дворе все избивали, то здесь он реализуется как человек с дубинкой и властью. В СИЗО могут сидеть чиновники, и он сможет на них влиять. Аж трясется от этого – кайф получает.

KYKY: Как ты к работникам относился?

Э.П.: Там люди на работе. У меня не было ненависти. Если брать тех, кто камеры проверяет – они ничего не решают, это низы. А с начальством толком не видишься. Поэтому отношение такое: «Вы нас не трогаете, мы – вас».

KYKY: Что нового ты там узнал про себя?

Э.П.: Я там вел такой же образ жизни: лежал и ничего не делал (смеется). Узнал, что могу переносить больше стресса, чем мне казалось. Если подумать: вы попали в тюрьму, что с вами случится? Думаю, через две недели вы адаптируетесь и тоже будете достойно сидеть.

KYKY: Ты побывал в пяти тюрьмах. Каких людей там встречал?

Э.П.: Они разные: и туповатые гопники, которые по три раза за одно и то же попадаются, и умнейшие люди, которых конкуренты за деньги заказали (это касается России), и дальнобойщики. В камере могут сидеть и адвокат, и бухгалтер, и предприниматель, с ними интересно поговорить, потому что каждый – специалист в своей сфере. В России много тех, кого можно назвать преступниками, а в Беларуси много «залетных», на кого просто завели дело. В тюрьме человек обычной профессии может стать душой компании, потому что легче переносит тяжести и старается помочь другим. А крутой чиновник превращается в ноющего двуличного лжеца, который хочет выпендриваться, потому что делал так всю жизнь.

Я сидел с несколькими чиновниками, и мало кто из них оставил хорошее впечатление. Они все вроде вежливые, правильные и добрые, но на самом деле гниловатые.

В Беларуси же половина тюрем – залетевшая молодежь. На воле я выступал против спайса, и, когда пошла серия ужасных смертей, говорил, что нужно перекрыть пути наркотрафика. В итоге всех стали сажать за марихуану. И ладно бы ужесточили – например, за косяк срок условно дадут. Нет, из мелких ребят делают гигантских наркоторговцев, а это немыслимо! Туда вагонами едет молодежь по 18-20 лет. Много людей из культурной тусовки, которые увлекались музыкой, рисованием, жили по западным стандартам, смотрели фильмы и курили марихуану. Они уголовный кодекс за всю жизнь в руки не брали. И всё, ему 18 лет, а он выйдет к 30. Молодость уничтожена.

KYKY: Когда в камере оказывается и гопник, и талантливый предприниматель – они общаются?

Э.П.: Конечно. Ты со всем общаешься. Если сидит гопник, неизвестно, кого будут бояться больше – его или предпринимателя, потому что предприниматели бывают разные. Многие представляют, что в тюрьмах постоянно драки и угрозы, но там намного меньше драк, чем здесь. Это запрещено. Во-первых, если нажалуются, ты за это статью получишь. Во-вторых – не знаю, что нужно утворить, чтобы тебя ударил другой заключенный. Это «не по понятиям». Сейчас человека с низким статусом (допустим, когда подозревают в изнасиловании) уже не будут бить ногами. Просто будут стараться сидеть от него подальше. К осужденным по некоторым статьям плохо относятся. Но надо, чтобы это было доказано, потому что за изнасилование можно загреметь по заявлению девушки, которая познакомилась с парнем в клубе, а он ее бросил наутро. У меня в камере таких не было, но я слышал разговоры. Когда чуть узнаешь правоохранительную систему, понимаешь, что тот же следователь может выставлять все максимально негативно. Где правда, где ложь – трудно доказать.

KYKY: Расскажи про «понятия» и тюремные законы?

Э.П.: В беларуских тюрьмах уровень блатного мира довольно низкий. В России это еще где-то есть. Правила вроде: сходил в туалет – помыл руки. Естественно, плохо относятся к геям. По «понятиям» живут люди, которые много раз сидели, это их лайфстайл. Но если ты нормальный, конфликта с ними не будет – наоборот, поддерживают и помогают. Уголовники – это не отдельная раса людей. Да, они совершают преступления, крадут. Но не скажу, что они злые. Так сложилась их жизнь – они все понимают и несут за это ответственность. Я увидел, что у нас очень несправедливые меры наказания за определенные вещи. Человек совершает проступок – а ему ломают жизнь из-за желания следователя заработать звездочки. Если на вас заводят уголовное дело – всё, вы в сети. А если оно доходит до суда – 99,9% вы будете признаны виновным, даже если по всем доказательствам видно, что это не так. Просто так система устроена – вас признают виновным.

KYKY: Ты общался с другими заключенными по этажу?

Э.П.: За межкамерную связь можно уехать в карцер. Но есть методы, как общаться, – это целая культура и сложная инженерия, которая годами распространяется. Можно передавать записки через унитазы, водосточные трубы. Если женский этаж наверху – начинаются знакомства, любовные переписки. Или просто приветы передают. А некоторым по делу нужно с кем-то связаться. Или есть подозрения, что в камере – стукач, надо его проверить. Я сам не видел: всегда сидел в максимально изолированной камере.

KYKY: Как вообще проходит день заключенного?

Э.П.: В беларуских тюрьмах распорядок дня примерно одинаковый. В шесть утра подъем – привозят хлеб и сахар. Через короткое время – завтрак, какая-нибудь каша. В восемь утренняя проверка: входит начальство, считает, все ли на месте. В районе часа дня обед: суп, горячее и кисель. В пять – ужин: рыба, пюре и капуста. В десять отбой. В перерывах – свободное время, делай, что хочешь. В основном все читали книжки, разговаривали. Хорошо, когда в камере есть телевизор. А так люди могут спать, если режим в тюрьме позволяет. В Жодино и Витебске даже не приляжешь – целый день должен или сидеть, или ходить. Кто-то письма пишет. Лучше всего, когда каждый день приходят письма, и человек на них отвечает. Гораздо быстрее день проходит.

KYKY: Разве прогулок у вас не было?

Э.П.: Я не был на зоне – был только в тюрьме. Тюрьма – это тяжелее всего, потому что там минимум движения. Так можно сидеть до двух лет, пока не осудят. Когда тебя осуждают, отправляют в колонию, на зону, а это открытое пространство: небо над головой, можно спортом заниматься. Представьте: от трех до пяти тысяч человек на огромной территории – мини-государство. Выжить там намного легче, гораздо больше книг, информации, газет и журналов. Это сейчас смешно, а когда дают только три книги на месяц, и ты их перечитал в первые семь дней – это огромная ценность. Плюс, в тюрьмах СИЗО проблемы с воздухом и едой, есть блохи. Поэтому я хотел, чтобы наконец-то прошел суд (чем бы он ни закончился), чтобы быстрее свалить туда, где свежий воздух. В СИЗО ты очень ограничен в контактах, а там можешь провести три дня с родственниками в мини-гостинице. А в тюремной камере восемь шагов туда-сюда походить – уже прекрасно. Иногда всего пять шагов можно сделать. В Жодино прогулка – это 15 минут во дворике примерно такого же размера, как камера. Бывает, в камере формально может находиться 10 человек, а по факту – 15, и они по очереди спят. Все курят и месяцами живут в тумане – хорошей вентиляции нет. Вот человеку 40 лет, а он выглядит на 60.

Часть вторая. Как не сойти с ума, оказавшись в тюрьме

KYKY: Как менялось твое психологическое состояние в течение этих девяти месяцев?

Э.П.: В Брянске было чувство, что ты на другой планете. Тебе начинает казаться, что ты родился в этой камере и всегда жил, а вся твоя прошлая жизнь – сон. Поэтому когда выходишь и видишь кучу журналистов, это кажется нереальным. Бабах – сны сбываются. Мне повезло, что я много читал Шаламова, следил за другими процессами в стране... Когда человека только забрали, ему хочется вернуть всё назад и жить прежней жизнью. В эти моменты больше всего нервничаешь. Человек может себя оговорить у следователя. Когда вас задержали, надо максимально включать мозг, чтобы не сделать хуже. Как в фильмах – каждое слово может быть использовано против вас. Следователем. Я видел парня: у него нашли наркотики, это Статья №328, часть первая, а он наболтал себе на третью, увеличив срок на восемь лет. Поэтому когда попадаете туда, нужно быть максимально хладнокровным. Нервная система сходит с ума, а мозгом ты ее успокаиваешь. Плюс реагирует тело. Ты можешь быть внутренне спокойным, а тело начинает сходить с ума. Допустим, вы бегали каждый день по десять километров, а сейчас три-четыре шага – и все, нет воздуха. Или вы питались изысканной французской кухней, а теперь путассу потрошеную едите.

KYKY: Чем там заниматься, чтобы не отчаяться и не отупеть?

Э.П.: Надо смириться, что ты туда попал и теперь это твоя жизнь. Не ждать каждый день, что тебя кто-то освободит. Если постоянно приходят книги, можно читать: ты сосредоточен, ничто не отвлекает, смартфоны не дзынькают – полностью погружаешься в литературный мир. Кто-то, я видел, стихи пишет. Опять же, никто не мешает писать письма родственникам – можно часами это делать. Есть приятные люди в камере – интересно обменяться опытом, рассказами. Многие друг друга поддерживают, их родственники знакомятся за стенами. Там такая же жизнь, как и здесь, просто значительно ограниченная.

KYKY: Хорошо, так как при все этом не сойти с ума?

Э.П.: Если вы поняли, что вам много времени надо будет там провести, надо сразу смириться и искать позитив, быть максимально благодарным. Иначе можно додуматься покончить с собой. Для людей, которые попадают из плохой камеры в хорошую, где есть телевизор, книги, отличная еда – это рай. Хотя те, кто там сидит, страдают, им плохо, потому что они не видели, насколько хуже может быть.

Первые недели трудно все осознать, а на девятый месяц сидишь в суде и думаешь: «Блин, быстрее бы все закончилось – шоу «Голос» будут показывать в пятницу». Потому что твоя жизнь уже там, в тюрьме.

Думаешь: «Я хочу в шахматы с этим поиграть, дочитать вот эту книгу, а тут – суд». Человек привыкает абсолютно ко всему. Мне было тяжело сидеть в России. Но в Беларуси, когда меня заваливали письмами, и я знал, что меня признали политическим заключенным, и мне светит максимум три-четыре года – все сделалось иначе. Я видел достойных людей, у которых иногда родственников не было, и светило десять лет – на что мне еще жаловаться?

KYKY: Ты говорил, что самое ужасное – информационная изоляция. Были ли лазейки, чтобы не так плохо было?

Э.П.: Есть супер-способы, как пронести телефон, но я не слышал, чтобы у кого-то в камере он был. Если вы захотите передать что-то запрещенное в тюрьму, можете попасть под статью. Информационно тяжело. Но можно выписывать все, что есть в каталоге Белпочты – даже Maxim или Playboy, если там нет открытой груди. Я выписывал Белгазету, Народную Волю, Нашу Нiву, чтобы восполнить информацию. Конечно, это помогало. Вы обсуждаете, что реактор рухнул, а мы там сидим и ничего не знаем. А так хотя бы видишь, что бурлит жизнь, и все хорошо.

KYKY: От чего люди в тюрьме ломаются?

Э.П.: Ломает, когда человек не может смириться с тем, что происходит. Если человек начинает зацикливаться на этом, он может начать свинячить, чай разливать. В худшем – вплоть до инфаркта. Я старался в таких ситуациях человека отвлекать разговорами. В Брянске сидел в камере, где часто появлялись новички – помогал им в адаптации. Они тоже, въезжая, думают, что будут сидеть страшные зэки с ножами. Я со столькими людьми познакомился. Другим значительно тяжелее. Кого-то друзья бросают, кого-то – жена. А я, наоборот, хожу и вижу, сколько хороших людей в Беларуси. Так почему мне не радоваться?

KYKY: Ты прощался с сокамерниками перед тем, как ехать на озвучивание приговора?

Э.П.: Это было очень трогательно. Был мой день рождения, мы сделали сладкий стол, были подарки, подписали открытку. И сказали: «Чтобы не смел больше появляться здесь». Если человек честно вырвался на свободу, а не сдал кого-то – все радуются.

KYKY: Как ты настраивал себя перед оглашением приговора? Что чувствовал во время судов – особенно, когда был в это время в СИЗО?

Э.П.: Во-первых, суд был закрытым, поэтому я не знал, кого увижу. Я себя ни на что не настраивал, потому что если сидеть и думать: «Выпустят или посадят?», можно расшатать психику. В тюрьме люди стараются жить одним днем. Неизвестно, что будет завтра – тебя могут перевести в другую камеру, другую тюрьму или еще что-то. Поэтому с утра проснулся: «На приговор? Ну, поехали на приговор».

Часть третья. Фейсбучная тусовка и парень из Лиды, который «всех спасет»

KYKY: А была ли адаптация, когда вернулся на волю?

Э.П.: Сложно адаптироваться к вниманию. Понимаю, почему так происходит, но у меня нет мании величия. Просто стесняюсь, слишком громко это. Адаптация еще происходит. Непривычно, что на улицах много людей. От новых технологий быстро отвыкаешь. Через две недели я забыл про интернет, через месяц смартфоны и компьютерные игры для меня не существовали. Сейчас интерес возобновляется, но по два часа уже не залипаю.

KYKY: С тебя спала анонимность. Это как-то начнет сдерживать Джона Сильвера?

Э.П.: Я думаю, жена теперь положит передо мной уголовный кодекс и будет заставлять выверять каждую фразу.

Наши эксперты так все раздувают, что придется писать по-другому, чтобы второй раз не попасть в тюрьму. Видите ли, тогда был образ, политический панк-рок. Я и тексты писал с матами и ошибками. Какая-то часть этого останется – но, может, я буду культурнее. Я вырос на «Саус Парке», на острых социальных шутках и не люблю чрезмерную серьезность. Политика и история сами по себе серьезные, но с людьми лучше пошутить и поприкалываться.

KYKY: Ты говорил в интервью Романовой: «Беларусы хотят махать рукой суперчеловеку, который полетел в небо». Ты не думал, что мог сам стать тем самым человеком, эдаким самоотверженным героем?

Э.П.: Люди не всегда надежные: могут подводить, ломаться. Вот я не сломался сейчас – а вдруг завтра решу продаться и сделаю некрасивый поступок? У меня спрашивали: «Будете ли вы политические партии создавать?» Сами создавайте! Я бы с удовольствием сидел и лайкал такой сайт, как 1863x.com (если бы его сделал кто-то другой), работал бы на хорошей работе и ездил в «Евроопт» покупать вкусную еду. У меня ведь и журналистского образования нет. Но WordPress бесплатен, хостинг стоит $2 в месяц, домен – $15. Сколько у нас в фейсбуке любителей поболтать языком, которые пишут тонны текстов? Они на выходных сливают $100 – бюджет моего сайта на год. От меня не надо ожидать чего-то особенного, но доверие и благодарность, как могу, я попытаюсь отработать.

KYKY: Ты наезжал на фейсбучную тусовку, мол, от них нет пользы, только критикуют. Но шумиха в Facebook внесла свою лепту в общий «хай» – ты на свободе. У тебя поменялось отношение к тусовке, или они все так же – кучка хипстеров, которые призывают «подмести в подъезде»?

Э.П.: Объясню, почему критикую Facebook. Мне не нравится гордыня. Медиа с тусовочным мышлением производит контент. Но этой тусовочностью мы отделяем себя от широких масс населения, а потом жалуемся: нас не читают, не слушаются. Я не против тусовок – у меня тоже есть своя. Но надо быть адекватными, понимать, что пять тысяч внутри – это информационная мощь, спасибо им и изданиям, что меня вытащили. Но если я сейчас поеду в другой город и опрошу сто человек, дай бог, чтобы двое сказали, кто такой Пальчис. Приду на улицу Зыбицкую – да, меня узнают. Но это не значит, что я важный и влиятельный человек. Те, кто сидят внутри тусовки, постепенно начинают думать, что они атланты гражданского общества. Это неадекватно и где-то смешно. Я хочу, чтобы эта сила выходила за рамки, а не сидела в загоне. Есть группа Вконтакте «Мая краіна Беларусь» – 90 тысяч молодежи в ней сидит. А в Facebook – пару тысяч человек-активистов. Вы просто не хотите доносить свои идеи, потому что у вас самомнение.

KYKY: У тебя самого будет Facebook?

Э.П.: Будет. Он и сейчас есть – просто страница заблокирована, наверное, кремлевские боты пожаловались. Это же тоже инструмент – сейчас вас всех поблагодарю, а потом снова буду троллить и критиковать. У меня нет никаких личных выгод. Я парень из Лиды, живу обычной жизнью, не хожу в пафосные рестораны. Мне легче со стороны смотреть на тех, кто считает себя «сливками общества». При этом я вижу обычных людей и просто хочу убирать эти стены.

KYKY: А в KYKY ты пошел бы работать?

Э.П.: Только если вы будете готовы к обыскам, арестам, врыванию спецназа и блокировкам – ради бога.