KYKY: Вы по специальности «инженер-механик». Работали инженером когда-нибудь?

Андрей Степанюк: Когда выпустился, по моей специальности не было рабочих мест – я заканчивал факультет двигателей внутреннего сгорания. Но папа был начальником на МТЗ, и меня пристроили в отдел, где я работал инженером по рекламации. Сомневаюсь, что я был хорошим специалистом, но и больших промахов не было. Работа мне не нравилась. Да и во время учёбы я чувствовал себя не в своей тарелке. Я заболел рок-н-роллом ещё в 1979 году в пионеском лагере. Тогда было дивно услышать живой рок в исполнении самодеятельного коллектива, и для меня это был такой шок, что с тех пор «болезнь» прогрессировала. Уже тогда я понимал, что музыкой ничего не заработать. Плюс я не обладал выдающимися способностями, чтобы поступить в училище Глинки или консерваторию. У меня и образования-то музыкального нет. Сразу после школы, до армии, с 1982 по 1983 годы я играл на свадьбах во дворах и в деревнях. Я начинал с того, что выучил три ритма. Но поскольку я хотел быть гитаристом, то позже стал учиться в студии у известного музыканта Николая Кошелева. Благодаря этому человеку я кое-чего в музыке постиг. В Нейро Дюбель я попал случайно, и барабанщиком до него практически не был. И вот с тех пор и пошло – уже 25 лет как.

KYKY: Кем вы за эти 25 лет работали?

А.С.: Когда работодатель открывает мою трудовую книжку, он хватается за голову и откладывает её в сторону, потому что таких людей на работу не берут. Я два года работал на кафедре «автомобили и тракторы» Политехнического института, затем на МТЗ, потом занимался «сумочной коммерцией» – знаете, как в 90-е годы таскали всякие продукты из Москвы. Потом шесть лет торговал на рынке запчастями. И в 2001 году я попал в такси. Уже тогда на рынке начался упадок, поэтому я, мягко говоря, разорился. Первое, что пришло в голову, когда не было ни работы, ни денег, но был автомобиль – сесть за руль и таксовать. Я начал нелегально со стоянки, потом одолжил денег: купил таксометр и сделал лицензию. До сих пор существует иллюзия, что в такси зарабатываются деньги. Пассажир видит, что человек берёт купюры в руки, зарабатывая 60 тысяч за 20 минут. Он не отдаёт себе отчёт, что в этой сумме есть расходная статья. На почве этой иллюзии я и пришёл.

KYKY: Расходная статья – это налоги?

А.С.: Основная статья расходов в такси – это ремонт автомобиля и заправки. Они поглощают подавляющую часть прибыли, а экономить на налогах – это и опасно, и бессмысленно. Платя налоги, ты можешь, например, работать «по безналу». Рассчитываться карточкой любят иностранцы, россияне – а они ездят далеко и красиво. Редко, но бывает, что клиент не рассчитывается. Если ты не включишь таксометр, то любой пассажир в праве сказать «спасибо» и уйти – и ты даже милицию не вызовешь. А так я милиционерам показываю чек – и под их волшебным действием пассажир рассчитывается. Но тариф, на мой взгляд, надо повышать. Не потому что я жадный – потому что я не вижу рентабельности в этом бизнесе сегодня. Рентабельность – это фактор, который в первую очередь сказывается на качестве и безопасности перевозок. Мы всегда работали по 54 цента за километр, а сейчас автомобили возят за 35-37 центов. Всё – горючее, запчасти, ремонтно-технические работы – привязано к доллару. Сегодня моя прибыль – 25% от выручки. А выручка бывает разная: иногда зарабатываешь 1 миллион 800 тысяч, а иногда 10 миллионов.

KYKY: Есть ли в этой работе «романтика»?

А.С.: Что такое романтика? Это, прежде всего, свобода – а мы свободные люди. Романтика в дороге, в том, что никогда не знаешь, что будет дальше. Романтика – когда берёшь пассажира, он едет куда-то загород, далеко, возвращаешься назад: ночь, дорога, ГАИшники, смена ситуации. Сами пассажиры, общение с людьми. Мне всегда забавно наблюдать, как люди любят таксисту врать, придумывать что-нибудь. Они ж его видят в последний раз. Женщины любят пожаловаться на мужей, мужчины рассказывают про нерадивых жён – им поддакиваешь, потому что это твои клиенты. Потом начинается: «А дайте вашу визитку или телефон». Но если б я всем оставлял свой телефон, то он просто разорвался бы.

Со своей женой я познакомился в такси. Я её катал несколько раз – и мы докатались, короче.

Зато эта работа мешает заниматься другими делами. Поглощает всё: свободное время, личную жизнь, она отнимает любовь, семьи, дети растут без родителей. Чтобы здесь что-то заработать, надо просидеть в машине двенадцать часов. И я себе позволяю только один выходной. Вы спросите у Куллинковича (лидер «Нейро Дюбель» – прим. KYKY), как трудно выдрать меня на запись и на съёмку. Таков рынок этой услуги. В Минске кошмарное количество такси. Сюда приезжают работать и регионы, и минчане, и иностранцы – все. Я даже в ночи пятница-суббота, суббота-воскресенье редко выезжаю, потому что заработка нет. Есть очень много машин низкого уровня безопасности: убитые, ремонтонепригодные, неухоженные, ржавые и грязные. Мне, может, легко говорить: у меня новый автомобиль, но это же тоже не просто: я вложил в него всё, что у меня есть, одалживал любыми путями. Все знают историю с падением курса российского рубля – вот я и сыграл на этом. Успел быстренько залететь в салон, вывалить мешок белорусских денег и купить эту машину. Бизнес есть бизнес: если ты не в состоянии поддерживать машину на должном уровне – уходи из такси, ищи что-то другое.

KYKY: То есть такси – жесткий бизнес?

А.С.: Да, но зато я могу распоряжаться своим рабочим графиком, как хочу. Могу выбирать, когда сниматься, когда записываться, когда ехать на концерт. С другой стороны, у меня нет как такового соцпакета: я индивидуальный предприниматель. Естественно, плачу в фонд соцзащиты, но случись чего – я уже остался без работы. Мне 49 сейчас – в таком возрасте ты уже никому не нужен на работу. Работа в такси мне чем-то напоминает работу сапёра. Ты вроде знаешь, как не подорваться, но всё равно подорвёшься рано или поздно. Из тех, с кем я пришёл работать в такси 14 лет назад, остались единицы. Многие не выдержали конкуренции, отсутствия рентабельности, и этой социальной незащищённости. Я бываю в отпуске раз в пять лет – не могу себе позволить больше. Хоть я человек свободный, но постоянно привязан к этой рентабельности. Ты должен постоянно одной рукой брать, а другой – отдавать, и как только этот процесс закончился, у тебя сразу убытки. Если я заболел, то налог я не заплачу, да, но я плачу в ФСЗН – к нему до конца жизни привязан, пока не закроюсь. Таксисты сегодня находятся в самых жёстких капиталистических условиях. Вот хочешь поехать с женой на природу, но не хватает на бюджетные издержки, а потому надо в эти выходные поработать. Я ж не приду в налоговую, не скажу: «Вы знаете, я тут устал…».

KYKY: Когда в Минск приезжал журналист Дмитрий Грозный, вы его возили из аэропорта в Минск и обратно. Часто возите известных людей?

А.С.: Да, у меня в газете «Деловой Петербург» много друзей работает. Это люди, с которыми в дороге находишь общий язык – вот это и есть романтика. С этими людьми ты едешь и получаешь на ходу образование. Хотя я их возил на общих условиях: не делал скидок, не возил за полцены. Это работа всё-таки. Я возил Александра Анисимова (главный дирижёр и художественный руководитель Государственного академического симфонического оркестра Беларуси – прим. KYKY) – он, кстати, удивился даже, что я его узнал. Так растрогался, что оставил мне автограф. А в первые годы работы мы с другом всегда встречали «Песняров» на вокзале и развозили по домам.

Я видел Мулявина буквально за несколько недель до этой аварии (14 мая 2002 года Владимир Мулявин попал в автокатастрофу под Минском, через восемь месяцев скончался – прим. KYKY). Мы встретили его у поезда на перроне: он вышел в своей кепке, что сейчас висит в музее. Когда Владимир Георгиевич вышел, он подал мне руку и спросил: «А вы что здесь делаете?» – «В такси работаю». Мы были знакомы до этого, поэтому он очень удивился. Весь белорусский рок-н-ролл я вожу – это понятно, они всегда звонят мне. Мне попадались Михалок, Войтюшкевич (неоднократно, причём), Вольский. Ездил и Анатолий Кот, который сыграл генерала в фильме «Жыве Беларусь!». Ездила даже Ольга Барабанщикова – масса людей. Минск не такой большой город – здесь рано или поздно всех встретишь.

KYKY: А есть постоянные клиенты, кроме белорусского рок-н-ролла? Что это за люди?

А.С.: Есть один постоянный клиент, который звонит через день. Я стараюсь постоянных по городу не водить: на шею садятся. Не хочу терять очерёдность заказов из-за того, что клиент просил подъехать, а потом передумал. Постоянные клиенты хотят всегда скидок. А зачем мне делать ему скидку, когда у меня есть обычные заказы? Постоянные клиенты предпочитают ехать по дешёвке на короткие расстояния, а ты ради этого должен приехать с Юго-запада на Зелёный луг. Любой таксист скажет, что постоянные клиенты должны ездить на хорошие расстояния – иначе это не имеет смысла.

KYKY: Какие типажи клиентов вы любите, а какие – нет? И вообще, вы делите пассажиров условно на группы?

А.С.: Я делю пассажиров на несколько категорий. Первая – это пассажир, который говорит: «Братишка, а у тебя шансон есть?» Шарль Азнавур? Джо Дассен – что вам поставить? Лучше избавиться от такого пассажира побыстрее: сказать, что скоро заканчивается смена, довезти и, желательно, рассчитаться. Вторая категория пассажиров – «Ой, а у вас русское радио есть?» Такая категория неинтересна, зато менее хлопотна. Но любой клиент заслуживает уважения и выполнения моих обязательств перед ним. И третья категория – люди, которые чаще всего просят выключить радио. Эту категорию пассажиров я обожаю. Таких среди клиентов попадается 20-30%. У меня был интересный случай. В машине звучало что-то из академической музыки – у меня есть запись на флешке. Необязательно, что каждый гопник просит её выключить. Он может пересилить себя, допить бутылку пива и всё-таки выслушать. И вот этот гопник ехал всю дорогу, развернувшись ко мне лицом, и очень пристально на меня смотрел. А я еду, мне так неприятно, думаю, чего уставился? Потом он вдруг говорит: «Слышишь, а ты чо, такой умный?»

KYKY: Наверняка у вас целая коллекция незаурядных случаев и смешных историй. Расскажите!

А.С.: Самое смешное – это всегда что-то ненормативное. Лет 15 назад, в самом начале работы, у меня была старенькая машина: на пассажирском сидении была протёрта дырка, и из неё торчала проволока. Представьте: голосует девушка на проспекте Пушкина, пьяная. Я остановился: «Вам куда?» – «Туда, вперёд». Садится. Я повторяю свой вопрос, а девушка снова говорит: «Вперёд». Я понимаю, что поездки не получится, и пытаюсь её высадить на ближайшей остановке. Тогда было холодно, и на пассажирке были чулки крупной вязки. Я говорю: «Выходите» – «Вы меня не повезёте?» – «Нет». Она начинает выходить, и проволока цепляется за эту крупную вязку, стягивая с девушки штаны до колен. Она остаётся в одной куртке и трусиках на остановке общественного транспорта. Я не обратил бы внимания и поехал бы дальше, но увидел, как смотрят люди на остановке: «О, это же надо, на ходу!» А девочка незатейливо подтянула свои штаны и пошла дальше.

KYKY: А такие пассажирки часто пытаются соблазнить таксиста?

А. С.: Вообще, это стереотип. Даже если постоянно работать ночью. Каждая смена заканчивается просто работой. Есть, конечно, какие-то женщины бальзаковского возраста, которые пытаются взять телефон, позвонить, но мне это не интересно. А так... Например, молодёжь пытается на ходу заняться сексом на заднем сиденье. У меня такое за годы работы раза три было. Что я в таких случаях делал? Опять же, довозил и высаживал. Ну и веселые гомики попадаются. Большинство таксистов относятся к ним как к обычным клиентам. Мне плевать на его ориентацию, мне главное получить деньги. Но когда он мне начинает говорить: «Ты попробуй, может, тебе понравится», – мне хочется его высадить, конечно. Ещё, бывает, везёшь со свадьбы молодожёнов. И по дороге они начинают ссориться. Она снимает туфель, хочет ударить его каблуком в лоб, а попадает в глаз. В результате я их везу в 10-ю больницу – семейная жизнь началась. Был и другой случай – самый запоминающийся и красивый, наверное. Поездка немцев в Хатынь. Они по дороге туда всё время разговаривали, хорошее настроение было. Пробыли на месте всего 10-15 минут, но назад ехали молча, и девчонки плакали. У меня самого ком к горлу подкатывал, потому что такого я не ожидал. Понял одну вещь: у фашизма нет национальности. Фашизм может родиться где угодно в любой момент. Просто тогда он вселился в целую Германию. Для них это было, наверное, самое больное, что они испытали за тот день.

KYKY: Когда мы договаривались с вами на встречу, я хотела прокатиться, посмотреть, как вы работаете. Вы сказали, что в такси запрещено ездить с третьим лицом. Какие есть ещё правила у таксистов? В том числе неофициальные.

А.С.: В автомобиле такси имеет право находиться только стажёр. Это официальное правило. И то в таком случае диспетчер обязан предупредить пассажира при заказе.
Официальных правил очень много. Например, нельзя курить в салоне, распивать алкоголь, пассажир должен быть пристёгнут… Но есть и неписанные правила.

Первое: ремень всегда должен находиться за спиной водителя, воткнутым в защёлку. Ремень – это самый лёгкий способ задушить водителя.

Второе: подголовник должен быть всегда поднят до конца – этому меня старые таксисты научили. Если ты чувствуешь опасность, не показывай этого. Просто положи локоть на панель двери, а ладонь куда-нибудь за ухо, и рули. Если накинут удавку, то она попадёт на руку. Ещё подавайся вперёд, как будто ты ничего не видишь. Третье правило: задняя левая дверь всегда должна быть заблокирована изнутри. Во-первых, пассажир, который торопится, может попасть под колёса проезжающей машины. Во-вторых, если тебя пытаются кинуть, как правило, они пытаются выбежать из задней правой двери. И самое интересное: в случае опасности, я могу прижаться к стене правым бортом машины. Они не выйдут из автомобиля, а у меня будет шанс выскочить. Однажды даже пришлось этим воспользоваться: меня пытались ограбить, правда, на смешную сумму.

KYKY: Трэшачка много в работе таксиста? Это не стереотип?

А.С.: В первую очередь, таксист – это небезопасная работа. Особенно в начале 2000-х приключения происходили раз в месяц обязательно. Поэтому я не понимаю женщин, которые работают в такси, особенно по ночам.

Недавно видел очень симпатичную девушку, блондинку. Ей ещё просто не приставляли ножичек к горлу и не вывозили в лес. Я два ножа видел. Причём, это было средь бела дня. Просто на стоянке садится человек. Видишь, что он неадекватный – не хочешь везти. Просишь предоплаты, понятно. Он, долго не разбираясь, достаёт ножичек. Как он потом сказал милиции: «Я хотел достать кошелёк, но перепутал». Арестовали его – повезло. Сейчас нападений меньше, но ведь и водителей стало в три раза больше. Ведь не обо всём пишут в газеты, не всё просачивается в интернет. Ну а наблевать в салоне – это в порядке вещей уже. Кстати, такое случается в основном только с девочками. Люди почему-то обижаются, когда я злюсь. А для меня это значит конец рабочей смены, и нужно потратить весь следующий день, чтобы отмыть машину.

KYKY: Какие места Минска вы можете назвать знаковыми?

А.С.: Вокзал. Там работают самые жадные бомбилы в мире, которые заряжают три цены. Чаще всего иностранные туристы просят свозить их к библиотеке, особенно вечером. Посмотреть, как она светится. Это производит на них ошеломляющий эффект, и они сразу достают фотоаппараты – такого не видели, наверное, нигде. Потом они спрашивают: «Где у вас центр?» Я понимаю, что как такового старого города у нас нет, поэтому везу их куда-нибудь на площадь Свободы, на улицу Герцена. «А что у вас ещё можно посмотреть?» Я говорю: художественный музей, музей Великой Отечественной войны, съездите на площадь Победы к вечному огню, съездите на линию Сталина – конечно, мне это выгодно предлагать, но иногда они и правда едут за город. Ещё Курган Славы, Хатынь – всё как обычно. Среди минчан приоритета нет: они ездят, где попало.

KYKY: Бывает, что вас узнают? И что тогда происходит?

А.С.: Да, такое бывает. Я чаще всего пытаюсь притвориться, что это не я. Не хочу приближаться к клиентам больше, чем таксист. Мне же с него надо будет деньги взять. Да и я как-то в 90-е годы от этого устал.

У меня есть такая набитая фраза: «Вечно меня с каким-то барабанщиком путают, но это не он». Слава богу, верят чаще всего.

KYKY: Вы 24 года в группе. Какой период вам приятнее всего вспоминать? А какой, наоборот, неприятно?

А.С.: Приятнее всего – последние годы. Альбом «На марс!» и всё, что связано с ним. У нас сейчас сыгранный, слаженный коллектив. На нас сейчас не лежит всех этих глупых запретов, которые были в течение 7 лет. Я чувствую, что мы сейчас на гребне волны. Это приятно, и это заслуженно. Неприятен больше всего период всех этих запретов. Неприятно, когда ты вынужден играть подпольные концерты непонятно на чём. Если тебе поставят плохую аппаратуру, они скажут: «Ну а что тебе делать, вам всё равно больше негде играть». Самое неприятное – это то, что в момент запретов люди начинаю тебя забывать, как ни странно. У меня даже часто спрашивали: «А что, вы ещё существуете?»

KYKY: Каково вообще совмещать работу и творчество?

А.С.: На самом деле, «Нейро Дюбель» не так уж часто репетирует. Собираемся раз в неделю, кроме, конечно, случаев, когда идёт запись, но такое бывает раз в два года, когда пишется альбом. У нас есть съёмная репетиционная база – мы приходим на два часа раз в неделю. Нам этого хватает. Саша Куллинкович, конечно, на полную катушку занят этим всем. Заработать на музыке невозможно. Если бы я в «Нейро Дюбеле» смог зарабатывать на жизнь, я бы такси, наверное, бросил. Но и у других известных коллективов ситуация такая же: все участники изначально искали работу, которая будет позволять отпроситься. Хотя, бывали случаи, что мы отменяли концерты, потому что один не смог уйти.

KYKY: В Беларуси вообще нереально зарабатывать на жизнь творчеством? Или для этого нужны особые условия, а-ля петь на корпоративах?

А.С.: Корпоративы – это не творчество. Творчеством нельзя заработать не только в Беларуси, но и во всем мире. Иначе это уже шоу-бизнес, а это две разные категории. Мы все знаем историю с Ван Гогом, который занимался мировым творчеством и умер в нищете. А вот когда начинается шоу-бизнес, тогда будут и самолёты, и гостиницы, и деньги. В основном, любая музыкальная группа работает по принципу проектов. Какое-то время ты зарабатываешь деньги, потом что-то разваливается – и всё, ты на обочине жизни. Если получается, музыканты переходят в другие коллективы. Держаться так долго, как «Нейро Дюбель», мало у кого получается.

KYKY: А как же «Ляписы?» Получается, они исключение?

А.С.: Я скажу вещь, наверное, обидную по отношению к Михалку, но «Ляписы» – группа, шагнувшая в шоу-бизнес из России. Это российский шоу-бизнес, это студия «Союз», это совершенно другие контракты. «Ляписы» имели возможность выступать, у них были площадки. Таксист живёт, пока крутятся колёса, музыкант живёт, пока стучат барабаны. Вольнодумие Сергея, наоборот, повысило популярность группы – как здесь, так и там. Его бы никто не забыл никогда, потому что «Ляпис» – это уже история страны. Например, если запретят «Океан Ельзи» у нас, он будет всё равно популярен, потому что растёт в Украине. А когда именно белорусскую группу запрещают, у нас её тут же забывают.

KYKY: Вы выступаете в основном в клубах типа «Граффити» или «RE:Public», но недавно выступали в Мирском замке. Наверняка разница в отдаче публики и атмосфере колоссальная?

А.С.: «Граффити» – это домашние концерты. Там можно лажануться в любой момент – тебе это простят. Можно в любой момент прекратить выступать, попросить бармена налить кофе. Публика приходит туда исключительно вдохновиться рок-н-роллом и побухать. «RE:Паблик» – там всё посерьёзнее. Там уже облажаться нельзя. Это профессиональный концерт, более-менее профессиональный уровень аппаратуры. Туда приходят в основном дюбелевские фанаты, которым нужно не только побухать, но ещё и похудеть на пару килограмм. Если у охраны нет напряга – это не концерт. Самая сильная отдача у публики именно в «RE:Public». Если взять Мирский замок, то там большинство публики были обывателями, которые пришли посмотреть на Вилли Токарева и Михаила Шуфутинского. Но тут внезапно на сцену вышел «Нейро Дюбель»! Всё это транслировалось в прямом эфире на ТВ, поэтому слажать никак нельзя было. Мы работали без саунд-чека, потому что Саша только прилетел из Германии – чуть успели приехать. А у нас, у музыкантов, радиосистема – то есть проводов нет. За нами висел большой экран, и электрические наводки совпали с частотой гитаристов: начали отрубаться гитары, но мы быстро нашли эти шнуры и воткнули в сеть. Этого никто даже не заметил. Я посмотрел эфир – всё выглядело, как будто это типичная аранжировка. Самое странное, что уходя со сцены, я слышал, как тётя из публики через забор кричала «Спасибо». Ну, думаю, ничего себе. Приятно. Публика вела себя более сдержанно, чем в «RE:Public», но приняла тепло.

KYKY: В чём особенность белорусского рок-н-ролла?

А.С.: Белорусский рок-н-ролл – это один из немногих рок-н-роллов, который не пытается подражать западным или российским источникам, он несёт отсебятину. Он не знает, как играть правильно, поэтому получается, что получается. И он всегда узнаваем. В российских группах (не буду их называть, чтобы не обидеть) всё вторично. «Нейро Дюбель» часто использует в своём творчестве цитаты, но не копирует стиль. Нельзя сказать, что «Нейро Дюбель» звучит как кто-то там в Америке.

KYKY: Почему в белорусской музыке всё равно сохраняется местечковость? Притом, что у нас действительно талантливые ребята.

А.С.: Это страшный вопрос! И страшный ответ. Белорусский зритель полностью сориентирован на российскую сцену. Мы в культурном разрезе очень давно полностью направлены в сторону России. Даже 1840-м году нас вместо «литвинов» обозвали «белорусами». Пусть они так зовутся – белые русы, чтобы знали, что принадлежат России. Это не политический вопрос, потому что мы долго живём в этой ситуации. Так скажут и Ворошкевич, и все другие белорусские исполнители. Кстати, у Игоря Ворошкевича была ситуация, когда группе «Крама» предложили контракт в Москве, только с одним условием – чтобы они начали петь на русском. Он отказался. Вот здесь грань между творчеством и шоу-бизнесом проходит.