Благодарю Шведскую академию за высокую награду, которую не смею себе присвоить. Я понимаю ее как поклон многим поколениям советских людей, которые еще недавно жили вместе в огромной стране СССР, марксистской лаборатории светлого будущего. Как поклон их страданиям, их боли.

Они уходили в небытие в сталинских лагерях, на шахтах Магадана и Воркуты, получали пулю в затылок в застенках НКВД, погибали на фронтах Второй мировой войны и других войнах, которые вела империя. Великая идея безжалостно пожирала своих детей. Идеям не бывает больно. Жалко людей.

В перестройку мы мечтали о свободе, а оказались в совсем другой точке истории. На постсоветском пространстве вместо свободы расцвел тоталитаризм разных мастей — русский, белорусский, казахский. Медленно и неуверенно выбираемся из-под обломков красной империи.

Одна из героинь моей книги «Время секонд-хэнд», у которой вся семья была выслана в Сибирь и там погибла, со слезами на глазах пела, когда мы сидели у нее на кухне:

«Утро красит нежным светом
Стены древнего Кремля.
Просыпается с рассветом
Вся советская земля.
Кипучая,
Могучая,
Никем не победимая,
Страна моя,
Москва моя,
Ты самая любимая!»

Прошлое не упускало ее из своих хищных объятий. Ее научили верить. В ней все еще жила та девочка, у которой Сталин когда-то забрал все, а она все равно верила. Во что?

Я хочу рассказать о моей стране Беларуси. В Минске, в аэропорту, когда я летела в Варшаву, ко мне подошли две молодые девушки. Они плакали. «Спасибо вам, понимаете, мы теперь есть. Теперь все знают, где Беларусь».

Это «спасибо» я передаю всем вам. После августовского путча 1991 года, когда Беларусь получила независимость, уже выросло несколько поколений. У каждого из них была своя революция. Они выходили на площадь, они хотели жить в свободной стране. Их избивали, отправляли в тюрьмы, выгоняли из институтов, увольняли с работы. Наша революция не победила, но герои революции у нас есть. Свобода — это не быстрый праздник, как мы мечтали. Это путь, долгий путь. Теперь мы это знаем.
Мы все живем в общем мире. Он называется Земля. В этом нашем мире стало неуютно. Включаешь телевизор, и там, захлебываясь от восторга, диктор рассказывает о новых военных самолетах, кораблях на русском, английском и других языках. Опять наступила эпоха варварства, эпоха силы. Демократия отступает.

Вспоминаются 90-е годы. Тогда всем нам казалось — и вам, и нам — что мы вступили в безопасный мир. Я помню диалоги Горбачева с Далай-ламой о будущем, о конце истории. Сегодня все это кажется красивой сказкой. Теперь мы свидетели новой схватки добра и зла. Свидетели и участники.

Что может искусство? Цель искусства — накапливать человека в человеке. Но когда я была на войне в Афганистане и теперь, когда разговаривала в Украине с беженцами с Донбасса, я слышала, как быстро слезает культура и выползает чудовище, обнажается зверь.

Но я пишу, продолжаю писать. Пишу, как учили меня мои учителя, белорусские писатели Алесь Адамович и Василь Быков, которых в этот день я хотела бы вспомнить с благодарностью. Как учила моя украинская бабушка, которая в детстве читала мне «Кобзаря» Тараса Шевченко наизусть. Пишу. Зачем? Меня называют писателем катастроф. Это неправда. Я все время ищу слова любви. Ненависть нас не спасет. Нас спасет только любовь, я надеюсь.

На прощание я хотела бы, чтобы в этом прекрасном зале прозвучала белорусская речь, речь моего народа.

У адной беларускай вёсачцы старая жанчына праводзіла мяне словамі: «Хутка мы разыйдземся з табой у розныя бакі. Дзякуй табе, што ты паслухала мяне і панясеш маю больку людзям. Прашу цябе: калі пойдзеш — агляніся на маю хатку. Агляніся не адзін, а два разы. Другі раз чалавек аглядаецца не па чужынцы, а ўжо з сэрцам».

Я хочу поблагодарить вас за ваше сердце, за то, что вы услышали нашу боль.

Фото вручения Нобелевской премии: Reuters