Финальная серия показывает суд над руководителями Чернобыльской станции и его последствия. Едва ли концовку этого сериала можно проспойлерить, поэтому мы позволим себе опубликовать титры, в которых создатели пояснили сюжетные ходы и судьбы героев сериала.

Послесловие от создателей сериала

«Валерий Легасов покончил с собой в возрасте 51 года 26 апреля 1988 года, через два года после взрыва в Чернобыле. Аудиозаписи с воспоминаниями Легасова циркулировали в советском научном сообществе. Из-за его самоубийства их невозможно было игнорировать. В результате его смерти советские чиновники наконец-то признали ошибки проектирования атомного реактора РБМК. Реакторы были доработаны, чтобы катастрофа наподобие чернобыльской не повторилась.

Легасову помогали десятки ученых, без устали работавшие рядом с ним на Чернобыле. Некоторые высказывались против официального отчета о событиях и были подвергнуты осуждению, аресту и тюремному заключению. Персонаж Ульяны Хомюк был создан, чтобы воплотить их всех и почтить их самоотверженность и службу правде и человечеству.

Борис Щербина умер 22 августа 1990 года – через четыре года и четыре месяца после того, как его отправили в Чернобыль.

За причастность к чернобыльской катастрофе Виктора Брюханова, Анатолия Дятлова и Николая Фомина приговорили к десяти годам исправительных работ. После освобождения Николай Фомин вернулся к работе на атомной электростанции в городе Калинин, Россия. Анатолий Дятлов умер от радиационно-ассоциированной болезни в 1995 году. Ему было 64 года.

Тело Валерия Ходемчука так и не нашли. Он навечно захоронен под реактором №4.

Одежда пожарных до сих пор находится в подвале припятской больницы. Радиация, исходящая от нее, опасна по сей день.

После смерти мужа и дочери Людмила Игнатенко перенесла несколько инсультов. Врачи сказали, что она никогда не сможет родить. Они ошиблись. Она живет в Киеве со своим сыном.

Что касается тех, кто пошел смотреть пожар на железнодорожный мост, считается, что никто из них не выжил. Теперь это место известно как мост смерти.

400 шахтёров работали круглые сутки, чтобы предотвратить расплавление ядерного реактора. Предполагается, что как минимум 100 из них умерли в возрасте до 40 лет.

Широкой общественности объявили, что три водолаза, опустошившие барботажные баки, погибли вследствие своих героических действий. На самом деле, все трое выжили после госпитализации. Двое из них живы и по сей день.

Более 600 000 человек призвали на службу в зону отчуждения. Несмотря на повсеместные случаи болезни и смерти, советское правительство не сохранило официальных записей об их судьбе.

Зараженный регион Украины и Беларуси, известный как зона отчуждения, в итоге включил в себя 2600 квадратных километров. Примерно 300 000 человек выселили из домов. Им сказали, что это временно. Возвращаться запрещено до сих пор.

Михаил Горбачев был президентом Советского Союза до самого распада страны в 1991 году. В 2006 году он написал: «Ядерная катастрофа в Чернобыле…Возможно, была истинной причиной развала СССР».

В 2017 году завершилась работа по строительству защитного сооружения в Чернобыле. Оно стоило почти два миллиарда долларов и должно продержаться 100 лет.

После взрыва по всей Украине и Беларуси был резкий скачок онкологических заболеваний. Больше всего – среди детей. Мы никогда не узнаем, сколько человек на самом деле погибло из-за Чернобыля. Разброс данных – от 4000 до 93 000 смертей. Число погибших по официальному заявлению СССР не менялось с 1987 года – 31 человек».

Какие книги и фильмы легли в основу сериала

Сразу после выхода на экраны последней серии «Чернобыля», сценарист сериала Крейг Мейзин в своем Twittr’e опубликовал список книг и фильмов, диалоги и эпизоды которых вошли в его фильм.

Все беларусы уже знают, что одним из главных источников диалогов в сериале стала книга нобелевского лауреата Светланы Алексиевич «Чернобыльская молитва. Хроника будущего». Именно из нее взяли сюжетную линию Людмилы Игнатенко –  жены, а потом вдовы погибшего от острой лучевой болезни пожарного Василия Игнатенко. Второе, что упоминает Крейг, – книга американца Эндрю Лезербарроу «Чернобыль 01:23:40», где он описал свое путешествие в зону отчуждения. «Она очень мне помогла. К тому же Эндрю – отличный парень! Купите эту книгу!», – пишет Мейзинг. Следующий источник – книга британца «В огне. История героев и жертв Чернобыля», где описаны судьбы ликвидаторов Чернобыля. В список попала и книга инженера и публициста Григория Медведева, который в 1970-х работал на Чернобыльской АЭС, «Чернобыльская тетрадь». «Обязательная для прочтения книга <…> Прекрасное сочетание исторического повествования и научного подхода», – сказал о ней Крейг. И еще одна книга от советского ученого и диссидента Жореса Медведева, который с 1990 по 1992 год работал в радиобиологической экспедиции РАН в Чернобыльской зоне отчуждения «Наследие Чернобыля». И документальная повесть «Чернобыль». Это первая книга, в которой автор, украинский ученый, писатель и публицист Юрий Щербак попытался реконструировать события, из-за которых в случился взрыв реактора. «Здесь есть удивительные вещи, в том числе несколько замечательных диалогов с Легасовым», — написал Мейзин.

И фильмы. Первое, что упоминает режиссер, лента Элема Климова об оккупированной нацистами Беларуси «Иди и смотри» – по словам Мейзина, лучший фильм о войне всех времен. Влияние этого фильма сильно заметно в четвертой серии сериала 2019 года – в ней множество оммажей и цитат из фильма 1985-го.

Второй источник – фильм 2011 года украинского режиссера Сергея Заболотного «Чернобыль.3828». «Документальный фильм о биороботах и продолжительной борьбе за очищение крыши [аварийного энергоблока атомной станции] в Чернобыле. Этот фильм практически служил мне Библией, наставления Тараканова из четвертой серии почти дословно взяты оттуда», — написал Мейзин. 

Еще один фильм – «Чернобыль. Хроника трудных недель» от украинского режиссера-документалиста Алексея Веременко, где есть кадры работ шахтеров на АЭС. «Именно тут мы впервые видим написанный от руки плакат, требующий, чтобы шахтеры работали 24 часа в сутки», – рассказал сценарист. Есть в «списке использованного кинематографа» и иностранные ленты: шведский документальный фильм 2001 года, основанный на воспоминаниях Людмилы Игнатенко, «Голос Людмилы». Документальный фильм, снятый в 2006 году BBC, «Выжить в катастрофе: Катастрофа на Чернобыльской АЭС» – где зритель видит альтернативного академика Легасова, которого играет британец Эйдриан Эдмондсон – в начале 80-х он прославился, как комик. «Похоже, Чернобыль превращает комедийных актеров в драматических», – заметил Мейзинг. Нельзя не упомянуть  канадско-британский документальный телесериал «Час Икс», где играют русскоязычные актеры. И последний из списка цитируемых – американский документальный телесериал, посвященный расследованию техногенных катастроф и стихийных бедствий «Секунды до катастрофы». Все эти книги и фильмы пригодятся читателю, если после просмотра сериала ему захочется больше углубиться и узнать по теме трагедии на Чернобыльской АЭС.

Где правда, а где вымысел – обсуждаем сериал с беларусами

KYKY поговорил с беларусами о том, как они помнят события сериала и можно ли верить деталям сюжета.

Основатель коммуникационного агентства ARS Communications Роман Костицын: «Правду придерживали и ретушировали, но не так активно, как в эпоху «застоя». И это был решающий толчок к развалу СССР»

«Я помню 26 апреля 1986 года лучше, чем сегодняшнее утро. Мы тогда жили в Москве. Был довольно теплый апрельский день, а после школы мы с пацанами пошли играть в футбол, и начался очень странный, как будто немного густоватый дождь. При этом светило солнце, мы даже не остановили матч. Через какое-то время родители нам объяснили – они на самом деле понимали серьезность ситуации и вели себя не так наивно, как в фильме показывают – что это был не обычный, а радиоактивный дождь. Тогда, как верно подметили в сериале, в Европе детям запретили выходить на улицу, а мы гуляли на свежем воздухе, хотя делать этого не стоило.

Четко помню, что ощущал в свои 12 лет, когда узнал об аварии в Чернобыле:  случилось что-то ужасное, пугающее именно своей неясностью. Чем опасен «немирный» атом, любой советский школьник прекрасно знал. А вот чем опасен атом «мирный»... Но слово «непоправимая» еще не появилось в описании ситуации, слово «взрыв» вообще не звучало и заменялось словом «авария». Через дня три в мой школьный класс пришли двое ребят из Украины – мальчик-киевлянин и девочка, которую эвакуировали из зоны отчуждения. Парень говорил с забавным акцентом, чем сразу привлек внимание гопоты, и мы своей школьной группировкой «пионеров-спортсменов» взяли его под защиту. Он рассказывал, что в Киеве паника, многие семьи уезжают, а я ему верил, потому что видел тихую панику в нем самом. Через несколько недель этот мальчик уехал от нас еще дальше, куда-то «вглубь» России.

Информация о катастрофе распространялась быстро, несмотря на отсутствие интернета. Слово «радиация» мгновенно появилось в лексиконе людей. Я часто слышал его в кухонных разговорах родителей. Мой отец был военнослужащим, возможно, поэтому в нашей семье было чуть больше информации.

Иногда взрослые обсуждали, сколько нужно выпить, чтобы «вышла радиация».

Но в целом никто не информировал людей, что нужно принимать какие-то профилактические меры и какие это должны быть меры. И это ужасно. Масштабы катастрофы преуменьшались, это не подлежит сомнению. Но я категорически не согласен с версией, что в 1986-м ничего в медиа не говорили про Чернобыль. Я в то время в школе вел минуты политинформации, на которых рассказывал, в том числе, и про перестройку, и про Катю Лычеву, и про аварию на ЧАЭС. О трагедии рассказывали в прессе, но сдержанно и преуменьшая ее масштабы. Не только в ежедневной телепрограмме «Время», а, например, в чрезвычайно влиятельной в то время «Литературной газете» и других изданиях.

Авария на ЧАЭС вкупе с кризисной экономической ситуацией в Союзе породила курс на «демократический социализм», привела к смене политических элит, окончанию «холодной войны», а одним из популярных слов того времени стала «гласность». Это было бурлящее переходное время, правду придерживали и ретушировали, но совсем не так активно, как в эпоху «застоя». И это был решающий толчок к развалу Советского Союза.

Постепенно мы даже узнавали из телепередач, как именно будут устранять последствия аварии – в обиходе появилось слово «саркофаг». Уже сейчас благодаря сериалу я понимаю, что частичное раскрытие подробностей о катастрофе в Чернобыле могло быть связано с выступлением академика Легасова на конгрессе МАГАТЭ в Вене. Тогда ученого фактически сделали крайним, отправив по поручению партии что-нибудь соврать, а он рассказал правду. И это, как ни странно, смягчило отношение мирового сообщества к ситуации и к тогдашнему лидеру СССР Горбачеву.

До выступления Легасова в «народном» информационном поле того времени складывалась такая картина: Киев и Украина в целом очень пострадали, а вот Минск считался относительно безопасным. Новости, что Беларусь «накрыло» не меньше, а может, и больше Украины, приходили с запозданием. Мы тогда уже знали, что скоро переедем в Минск – до аварии в Чернобыле этот город считался очень привлекательным местом для жизни и работы. А когда мы приехали сюда в 88-м, было очевидно, что в городе все еще есть проблема с повышенным уровнем радиации. У советского народа была наивная надежда, что проблема скоро нивелируется и все будет хорошо, радиация «развеется» и надо просто переждать.

Я хорошо помню детали жизни 80-х, в фильме их отлично «схватили». Это и обшарпанные стены советских присутственных мест, и колонны культовых автобусов «ЛиАЗ», которые можно было увидеть в любом советском городе. Предметы интерьера, одежда, транспорт. Все выглядит очень правдоподобно (кроме пластиковых окон жилых «панелек», иногда попадающих в кадр). Но есть моменты, на которые смотришь и понимаешь: «Не-а, так быть вряд ли могло». Вот пример: 1986 год – разгар горбачевской антиалкогольной кампании. Я помню чудовищные очереди в нашем универсаме: люди в вино-водочном отделе стояли часами, и только если дешевый алкоголь заканчивался, очереди редели. Помню забавную деталь: офицеры, которые имели определенный достаток, были вынуждены пить французские коньяки, потому что их было проще купить, чем обычную водку. Очень популярен был коньяк Camus, который даже получил в народе название «Самус», с ударением на первый слог. И вот в сериале мы видим, как ликвидаторам привозят эту самую водку ящиками – странная картина для того времени. Получается, с одной стороны в сериале акцентируют жестокое и подавляющее отношение партии к людям, а с другой – утверждают, что эта же партия закрыла глаза на свою же реформу и широким жестом привезла ликвидаторам несколько машин водки.

Впрочем, такое вполне могло быть чуть раньше – до антиалкогольной кампании. Так, в 1983 году на Волге в районе Ульяновска произошла ужасающая катастрофа теплохода «Александр Суворов», в которой погибли десятки людей. Мой отец участвовал в устранении ее последствий и рассказывал потом, что водку выдавали всем, без спиртного вид мертвых изуродованных тел перенести было невозможно.

Сериал «Чернобыль», как и всё, что снимают о нас и про нас в Голливуде, не избежал синдрома «Красной жары» – вы же помните, как «прикольно» в этом фильме Арнольд Шварценеггер изображает советского милиционера и говорит «тоуварищ»? Вот и в «Чернобыле» много несовместимых с эпохой СССР лиц, интонаций, взглядов – чтобы их точно передать, нужно было здесь родиться. Даже бытовая коммуникация порой выглядит неестественно. Советский человек вел себя иначе: не носил таких причесок, не переходил на ораторский пафос, когда сердился, не называл всех подряд «товарищами». Сцена с шахтерами из Тулы в фильме, например, прекрасна как аллегория, но нереальна – они напомнили мне ковбоев из вестерна, особенно когда хлопали по плечам министра угольной промышленности, который больше похож на хипстера, чем на советского чиновника такого ранга. Мне не дает покоя вопрос: почему у министра был светлый пиджак?! В реальности тот министр (Михаил Щадов его звали) выглядел совершенно иначе и, уж конечно, знал, как надо разговаривать с шахтерами. Впрочем, с художественной точки зрения эта сцена унижения высокого чиновника «простыми работягами» отражает архетип мечты советского «маленького» человека. Он и сейчас жив в народе – дистанция недоверия между людьми и истеблишментом в нашем обществе сокращается очень медленно.

Конечно, в фильме есть и образы, которые переданы очень правдоподобно. Например, образ зампреда Совета министров СССР Бориса Щербины, у которого не только характерное суровое выражение лица, но даже пальто «правильное» – неуклюжее такое, советское – его очень талантливо сыграл шведский актер [Стеллан Скарсгард].

Удачный и вымышленный образ ученой-атомщицы из Минска Ульяны Хомюк. Прекрасен и образ жены пожарного беларуса Василия Игнатенко, но тут, скорее, из-за самой истории, передающей ужас ситуации – так же пронзительно и почти невозможно для восприятия, как это сделала Светлана Алексиевич в своей «Чернобыльской молитве».

Но все-таки важна не филигранная точность деталей, хотя она и усиливает впечатление от фильма. Этот сериал заставляет нас вспоминать свою жизнь и переосмысливать трагедию Чернобыля. Она коснулась в Союзе очень многих. Моя жена тоже из семьи военных – два ее дяди в то время были курсантами военного училища химзащиты. Когда им было по двадцать, их послали в Чернобыль ликвидаторами. Этот факт в фильме показан в сцене, где молодые парни-военные в условиях сумасшедшего радиационного фона убирают графит с крыши разрушенного реактора – счет там шел буквально на секунды.

Последствия работ в Чернобыле зависели от реакции организма каждого конкретного человека. У одного из этих дядьев в сорок лет – почти через двадцать лет после событий – отказали почки, он много лет жил на диализе, но оставался на военной службе. Сейчас с ним все в порядке, была трансплантация. А вот со вторым ничего такого не произошло, хотя оба находились на ЧАЭС одинаковое количество времени. Когда, где и как сработает эта мина замедленного действия, мы не знаем. Но знаем, что многих из тех ребят-ликвидаторов уже нет в живых.

Самое главное, что нам нужно сегодня понимать про сериал «Чернобыль», – он произвел общественный резонанс. Мы все же смотрим его другими глазами, нежели люди не из бывшего СССР. Это не документальный фильм. Но я думаю, он серьезно повлияет на восприятие трагедии и ее осмысление – ведь сериал признан лучшим за всю историю! Возможно, кто-то из этих молодых людей найдет альтернативу технологическим решениям, которые несут фатальную угрозу человечеству».

Городской лесничий Игорь Корзун: «Ребята, как более выгодно можно было показать Беларусь?»

«Сериал от HBO без лишнего пафоса можно назвать важнейшим культурным событием этого года. Может быть, его не смотрят разве что в Монголии, хотя я в этом сомневаюсь. И я считаю, что именно такая история Чернобыля нужна миру, чтобы понимать: было настолько плохо, хоть и не совсем достоверно.

В сериале есть беспечность, которой на самом деле не было – люди знали, что такое радиоактивное излучение, и понимали, насколько оно опасно. Мы же не дикие были: 99% населения союза имело среднее образование. Высшее образование было у четверти населения. И в Припяти жили люди с потрясающим образованием – я не знаю, что происходило в этом городе в ночь взрыва, но думаю, в первой серии нам показали страшилку. Друзья, знакомые, родственники тех, кто работал на АЭС – никто из них бы не подставил детей под радиоактивный пепел, падающий с неба. Они понимали, если на станции случается авария – п***ец [случится неизбежное].

Я и сам не рассматривал сериал с точки зрения «было или нет». Мне интереснее смотреть на кадры и узнавать свою молодость. Или не узнавать: граненые рюмки в гостиничном ресторане – просто нонсенс! Скорее всего, реальный Щербина и Легасов тоже были другими, хотя их просто отлично сыграли Джаред Харрис и Стеллан Скарсгард – это одни из лучших актеров сегодня. С другой стороны, возможно, советского ученого и чиновника нужно было показать не такими, какими они были на самом деле, – а так, как они того заслужили.

Для меня один из сильнейших моментов фильма – эпизод, в котором рабочие АЭС сами вызываются открывать вентили, чтобы слить воду из барботеров. В действительности это нужно было сделать не через год, а спустя пару дней после аварии. Рабочий график никто не отменял: сотрудники атомной станции остались в городе – их не эвакуировали, потому что еще до аварии они заключили трудовые соглашения. Возможно, если бы в сериале показали реальность, в этой серии было бы меньше героического пафоса и больше неотвратимости реальности. Но, послушайте, мир, в котором мы живем, устроен так: никакие наши желания этой тотальности отменить не могут. Мы можем просто научиться реагировать на этот факт: продолжить или перестать бояться. С другой стороны, нет большой разницы, как именно люди спустились под открытый реактор: в соответствии с должностным расписанием или потому что кроме них этого никто больше сделать не мог.

В фильме очень ярко отражена тотальность того времени: я не помню мелких деталей из 26 апреля 1986-го – это было черт знает когда. Да и мне был 21 год – как тогда говорили: «Бабы, пиво, папиросы. Секс, рок-н-ролл, наркотики», – было интереснее всего, какой там Чернобыль! Но я помню, что в тот день действительно никто не знал про аварию – информация появилась только 27-го числа.

Под Минском, в Соснах, работал Институт ядерной энергетики. Его работники послали в задницу весь режим секретности и начали рассказывать людям, что происходит. И не в тональности: «Я тебе ничего не говорил», – а наоборот: «Я тебе сказал, иди и расскажи всем!».

Меня вот еще что зацепило: кто-то жаловался, что в фильме много говорят про Украину, а про Беларусь – ни слова. Серьезно? Эта на тот момент республика, которая без команды сверху, не имея никаких компетенций решать что-либо в подобном вопросе, добивается своего. Она интеллектуальна и не боится ответственности за несанкционированные поступки, потому что понимает: вся ответственность не перед властью, а перед людьми. Таков образ Ульяны Хомюк – не существовавшей в реальности женщины, ученого института ядерной физики. Ребята, как более комплементарно и выгодно можно было показать Беларусь? Да никак! Если не согласны – надо было еще три года назад, когда HBO заявил о съемках фильма на тему Чернобыля, щемиться в этот проект. Этого никто не сделал – не было ни одной попытки! Мы прое**ли [упустили] возможность громко рассказать о том, что знаем только мы – и никто другой.

В 86-м году по городу ходили разные слухи: кто-то наливал йод в молоко, другие верили, что вино выводит из организма радиацию. Когда в Минск начали возвращаться ликвидаторы, в стране началась эра сродни той, в которой появились Нибелунги или Калевалы – этап создания мифологического пространства. Поэтому я настаиваю на пользе художественного вымысла в этом сериале. Сериал «Чернобыль» – качественный продукт, который хорошо работает. Потому что является одновременно шикарным хоррором и социальным и даже политическим фильмом. Последствия его выхода на экраны мы не сможем переоценить, разве что недооценить – о нем будут еще долго говорить».

Пиар-менеджер hoster.by Ольга Кузеева: «Cегодня мы, 30-летние дети Чернобыля, сидим в очередях к онкологу и рожаем детей с нарушениями здоровья, если вообще рожаем»

«Чернобыль присутствовал в моей жизни духом задорной халявы – детей начали отправлять за границу! Хотя это не было какой-то массовой «мобилизацией» и рассказывалось по секрету «своим». Путевки от фонда надо было «выбивать»  – у нас нужных связей не нашлось. Так что о поездках в Испанию и Италию я знаю исключительно от своих подружек. Они показывали фото и в деталях рассказывали об «оздоровлении»: фан, еда как не у нас, подарки, счастливые гостевые семьи, море. Потом в эти же семьи можно было ездить несколько раз по приглашению принимающей стороны.

Еще в город хлынул поток «гуманитарки». У нас ее получала соседка по дому, но разворачивали «подарочную коробку» мы с ней вместе. Там была одежда, что-то непонятное съедобное, игрушки. Все необычное цветное, красивое и бесполезное. Помню недоумение: мы же, вообще-то, не голодали и оборванцами не были. Сегодня я бы на такие «меры реабилитации» отреагировала сарказмом – купили нас, как папуасов бусиками.

Паники я не помню. Как и специальных медицинских программ. Ну, проверяли щитовидку в школе. Назначали маленькие желтые таблетки йода. Собственно, на этом всё. Не то, чтобы тема замалчивалась, но специально никто об этом не рассказывал. В школьной программе, например, было достаточно подробно про Хиросиму и Нагасаки. На ОБЖ нас учили правилам поведения при взрыве атомной бомбы. Подробно разбирали атомный «гриб», ударные волны и как от них прятаться – в ямах под землей, если что. Но о мерах профилактики для проживающих на загрязненных радиацией территориях точно ничего не говорили. Но какое-то время продукты на рынке продавали только со справками из санстанции после проверки на радиацию. А через десять лет есть грибы и ягоды из гомельских лесов уже считалось нормой. Да что там, даже показатели здоровья быстро подогнали под «чернобыльскую норму»: «У вас увеличена щитовидка. А, чернобыльские? Тогда это нормально». А сегодня мы, 30-летние дети чернобыля, сидим в очередях к онкологу и рожаем детей с нарушениями здоровья, если вообще рожаем. Конечно, списывать все проблемы здоровья нашего поколения на Чернобыль нельзя, но обратного нам никто не доказал.

Я смотрю этот сериал и чувствую боль и недоумение. По масштабам трагедии и отваги Чернобыль как вторая отечественная война. Только мы ее, похоже, проиграли трусости и лицемерию. А как иначе, когда отличный фильм по теме снимается американским каналом, а отличную книгу Светланы Алексиевич, которая легла в основу фильма, отказываются брать в свои фонды библиотеки?».

Фермер, социальный работник Наталья Романова: «Люди, живущие на атомной станции в посёлке, должны были осознавать опасность – ну они что, совершенно безграмотные?»

«Меня шокирует в сериале то, что люди так спокойно с детьми пошли смотреть на пожар. Живущие на атомной станции в посёлке должны были осознавать опасность – ну они что, совершенно безграмотные? В каком-то кадре пожарища видно, как дети играют под радиоактивными хлопьями в темноте. Во-первых, почему в два часа ночи дети на улице? Во-вторых, неужели их родители идиоты? Да, тогда был слоган про мирный атом, но все осознавали опасность, особенно жители атомного городка, привилегированная часть советских граждан, получающих за обслуживание АЭС повышенную зарплату. Устроиться в Чернобыль на работу было не так просто. Эти кадры я воспринимаю как художественное преувеличение.

Про взрыв на ЧАЭС мы узнали 26 апреля к вечеру. Мой отец слушал «Голос Америки», там сообщили, что в Чернобыле авария, в связи с чем радиационный фон в Европе не безопасен. Отец попросил меня не водить ребёнка гулять, но я уже прогуляла с Сашей [Романовой] целый день. Ещё помню, мы спорили на эту тему. Он был против любых прогулок на улице, а я говорила: «Ну как же, погода хорошая! Может, твои «Голоса Америки» соврали?» Все последующие дни отец мыл нашу обувь после прихода с улицы, капал йод в молоко и заставлял нас эту гадость пить. Я молоко ненавижу, по этому поводу мы с ним тоже абсолютно самонадеянно спорили. Но он служил в стратегических войсках особого назначения, кое-что знал про радиацию. Примерно в то же время в доме появился дозиметр, отец хотел проверял всю еду, которую приносят в дом. Дозиметр был примитивным и мог работать только на поверхностях – замерял домашнюю пыль. Понятно, что для проверки еды нужно было все же погружать прибор в эту еду.

Вот ещё факт: я тогда подрабатывала в бюро путешествий вместе с подругой. И наш знакомый, который был там менеджером, предложил ей на 1 мая 1986 года поездку в Киев с туристической группой. Подруга обрадовалась и поехала, потому что такой тур был достаточно дефицитным для гидов. Ее удивило, что из группы в 30 человек на поезд пришло только человек 12. Ну, она аннулировала билеты остальных, и вагон оказался полупустым. Уже в Киеве местные жители бегали за ней на вокзале и умоляли: «Возьмите меня с собой пожалуйста!» Деньги ей предлагали, плакали, умоляли взять в группу, чтобы выбраться из Киева. В Минске уже не было такого ажиотажа, чтобы невозможно было уехать дальше. Когда подруга вернулась из поездки, я рассказала ей про «Голос Америки» и аварию. Она очень обиделась на менеджера, который и сам не поехал в Украину, и ей ничего не сказал. Кстати, у той же подруги был приятель в школе МВД – его позже отправили в Чернобыль как ликвидатора. Он не был добровольцем, да и им не объясняли ничего – просто засылали на месяц к реактору. Не знаю, жив ли тот парень сейчас».

Финансовый директор Vondel/Hepta Сергей Ворожун: «Сынок, с нами ничего не случится. Но знай, это очень страшная трагедия»

«Сериал разрывает тебя изнутри, как уран разорвал тот реактор. Это не просто драма на экране, это про нас, про нашу страну и про нашу память. 

Я помню, что в апреле 86-го мне купили велосипед. Мне было 11 лет, и я целыми днями по выходным гонял по улицам. 26-го (возможно на другой день, уже не помню) было солнечно и тепло, как летом, я гулял в майке без рукавов и вернулся домой под вечер с ярким розовым загаром. Через полчаса загар стал походить на окрас далматинца – все тело было в розовых пятнах. В тот день никто ничего не знал, сюжет по телевидению пустили только несколькими днями позже – в новостях сообщили про аварию в Чернобыле, и сказали, что «все под контролем». В сериале есть момент, где диктор объявляет по телевидению о трагедии – он очень похож на то, как сообщали новости в реальности в программе «Время» в 80-х.

Мы жили далеко от Чернобыля, были уверены, что мы в безопасности. Помню, что мне тогда сказали родители: «Не волнуйся, сынок, с нами ничего не случится. Но знай, это очень страшная трагедия. Все, кто нас сейчас спасают, погибнут».

Ликвидаторы становились героями, когда только ехали в Чернобыль. Но как сказать «спасибо» людям, которые вот-вот умрут? Награды, деньги, какие-то льготы, лечение? Им в этот момент скорее всего нужны были счастливые эмоции и какая-то радость жизни. И тогда к ликвидаторам в лагеря возле Чернобыля поехали артисты. В личном порыве или по приказу партии – уже неважно.

Первой, по моему, была Алла Пугачева, тот концерт я смотрел по телевизору. Она выходила к людям, обнимала их. Усатый бригадир шахтёров из сериала очень похож на того дядьку, которого Пугачева вывела на сцену во время концерта.

Все детали, люди и их образы, архитектура, настроение, атмосфера тех лет переданы в сериале безупречно. Нереальны только какие-то совсем несущественные моменты. Ну вот там был эпизод, где химик Легасов с ученой Хомюк за барной стойкой пьют водку – в Союзе не было барных стоек, были буфеты и столики. Или момент, когда из завалов станции выходят работники, которые выкачивали лишнюю воду, и один из них делает победный жест очень по-американски – выкидывает руку вверх с ударом в грудь. Наши мужики так не делали. Для меня это маленькие пасхалки, которые я с интересом нахожу, и которые просто напоминают, что сериал снят сейчас, и что он в значительной степени о нас сегодняшних.

Мы не можем знать, что именно говорилось и происходило за закрытыми дверями, но все известные факты и мельчайшие подробности воспроизведены очень аккуратно. Я вижу на экране усатых мужиков из моего детства, слышу чиновников, которые именно так и отдают указания. И смотрю на военных, которые не задают вопросы: их посылают – они едут.

Хорошо передали и настроение, которое было в Припяти: никакой паники, только сильный испуг – никто не знает, что нужно делать, поэтому просто выполняют указания. Солдаты проверяют дома, люди смиренно садятся в автобусы.

После просмотра фильма стойкое ощущение, что если если бы трагедия случилось сейчас – даже при том, что мы уже знаем о Чернобыле – всё происходило бы точно так же: власть тупит, потому что чиновники прикрывают друг перед другом свои задницы. Никто ничего не понимает, теряется время, а потом все спасаются ценой жизни людей».

Совладелец пекарни Brø Bakery Илья Прохоров: «За забором зоны на неучтенных землях местный колхоз имени Чапаева выращивал картошку»

«Я хорошо помню день после аварии: было очень жарко для апреля, мы с одноклассником пошли ловить рыбу. Но не с удочками, а браконьерскими приспособлениями – чем-то вроде трезубца Нептуна. Провели там целый день, потому что понятия не имели о трагедии в Чернобыле. А вечером родители уже знали про взрыв. Никто ничего по радио или телевидению не говорил, но за один день весь Советский Союз понял, что случилось. Ну, Европейская часть точно поняла. Начались разговоры про йод – но не знали, что он нужен специальный, в таблетках. Потому что йод – это коричневое нечто, всегда на полке стоит, а что с ним делать – да фиг знает, наверное, мазать.

Если бы 26 апреля власти приняли факт, что в Чернобыле взорвался реактор, и раздали населению «правильный» йод в таблетках, десятки тысяч людей смогли бы избежать проблем с щитовидкой или онкологии.

В советском союзе были возможности раздать таблетки быстро – страна всегда готовилась к войне, поэтому массовая мобилизация была отлично отработана. Но власти до последнего не хотели признавать, что произошла большая авария. И тем более объявлять об этом на весь мир! Советское – значит лучшее, поэтому и ядерная программа должна быть без сбоев. Мне кажется, даже если бы тогда взорвалась Москва, власти тоже постарались бы замолчать это событие. Хотя бы на пару дней.

Я тогда учился в школе в Смолевичах под Минском. Помню, как к нам стали приезжать чернобыльские беженцы, тоже беларусы, в основном из Хойников. Помню, как взрослые обсуждали, что не нужно ходить в лес и собирать грибы – говорили, что они накапливают радиацию. Даже у нас в семье был дозиметр, хотя никто не знал, что цифры на нем означают – много это или мало.

Многие из деталей своего детства я увидел и в сериале «Чернобыль». Меня очень впечатлило, как его создатели восстановили эпоху 80-х. Отлично показали отношение к людям – многие действительно были «расходным материалом». Что в Чернобыле, что в Афганистане – людей никто не считал. Действительно, если не срабатывали обычные роботы, отправляли биороботов – все равно «бабы еще нарожают». Лично меня очень зацепил момент, когда солдат приходит к бабке, которая не хочет уезжать из своей деревни. Она прожила там больше 80 лет, видела и русских, и польских, и немецких солдат – что ей эта радиация! Очень многие люди после эвакуации вернулись в свои дома в зону отчуждения – они просто не могли после деревни жить в городе. Не секрет, что минская Малиновка построилась так быстро, потому что в этот микрорайон переселяли чернобыльских беженцев. В то время рассказывали очень дикие истории о них: люди все равно пытались держать живность, строили какие-то сарайчики – жили по укладу, к которому привыкли. Так вот, зря в сериале солдатик убивает корову. Скорее всего, эта бабка вернется в свой дом, но там уже будет пусто, а так хоть корова была бы.

В 90-х я работал журналистом в газете «Имя», и два раза ездил писать репортажи о Чернобыле. Но не в Припять, а в 15-километровую зону отчуждения. Когда там находишься, испытываешь очень тягостные ощущения. Лично я для себя вынес: если случится катастрофа – да хоть зомби-апокалипсис – природа очень быстро сотрет все следы человека. Я попал в зону отчуждения всего через десять лет после взрыва, но мне казалось, что я нахожусь в месте, куда нога человека вообще не ступала. Причудливые гипертрофированные формы растений, животные, дикие собаки, мертвые бомжи, которые скрывались от цивилизации. Это просто ужас, ребята. И среди всего этого за забором «зоны» на неучтенных землях местный колхоз имени Чапаева выращивал картошку. Наверное, чтобы потом показать высокую урожайность с гектара. И отправить к нам на стол.

Меня лично последствия взрыва на АЭС не затронули, «досталось» моей тете – ей сделали операцию по удалению щитовидки. Это реально чудовищная катастрофа, но разве многие обыватели из Беларуси даже сейчас понимают ее масштаб? Может быть, этот сериал и поможет многим задуматься о том, что прошло всего 33 года, а после взрыва лишь пару элементов успели пройти полураспад. Все остальное сидит в земле и сколько еще будет фонить – неизвестно. А нам в Островецком районе всадили АЭС, не спросив никого. Если рванет там, что будет? – Разговоры о том, что была когда-то такая страна Беларусь».