В 1927 году БССР переживала явный подъем во всех сферах, тут бурлила культурная и научная жизнь, открывались новые школы, возводились новые здания. В результате укрупнения территория республики в 1926 году увеличилась почти вдвое, а простые граждане стали все отчетливее осознавать себя беларусами, новая советская идентичность стала приобретать более ясные очертания.

Женщины в переписи населения врут про свой возраст

В 1927 году Беларусь торжественно отпраздновала десятую годовщину Октябрьской революции. В прессе много внимания уделялось февральским событиям и германской оккупации. Газета «Савецкая Беларусь» позволила себе опубликовать «Грамату да беларускага народу», снабдив ее язвительным комментарием: «Дэмакратызаваная Рада беларускіх нацыянальных арганізацый рабілася ўсё больш небяспечнай для пралетарскай рэвалюцыі… па сутнасці не ішла далей нацыянал-дэмакратычнае праграмы… ».

Институт белорусской культуры активно занимался исследованиями истории, фольклора и этнографии. В университетах, театрах и домах культуры шли жаркие и острые споры о сути и целях отечественной поэзии, живописи и драматургии, то и дело появлялись молодые новые литераторы.

Центральное статистическое управление (ЦСУ) при Совете Министров БССР провело перепись населения по возрастным группам. Особое внимание уделили детям и пожилым людям. В 1927 году в Беларуси насчитывалось: детей до одного года – 169 тысяч, а девятилетних – 133 тысячи. Последних было значительно меньше, поскольку в период войн и революций детская смертность была высокой, а рождаемость упала. Мужчин старше 90 лет насчитали 3636 человек, женщин – 3674, перешагнувших столетний рубеж – 706 мужчин и 707 женщин. Кстати, ЦСУ тогда заметило, что женщины стеснялись своего возраста и при опросах старались его уменьшить, округляя в меньшую сторону. Это современные женщины могут не переживать из-за возраста, быть свободными от условностей, делать карьеру и путешествовать. Тогда же «срок годности» был значительно короче, и многие пытались спрятать лишние годы в надежде сделать еще одну попытку устроить личную жизнь.

Социалист Калиновский «снимается» в беларуских боевиках

В Беларуси изо всех сил претворяли в жизнь известную фразу Ленина «важнейшим из искусств для нас является кино». И несмотря на то, что на экранах городских и передвижных кинотеатров доминировали импортные картины, «Белгоскино» стремилось дополнить их национальной темой. После выхода «Лесной были», которая пользовалась большим успехом по всему СССР, беларуская фабрика грез сосредоточилась на исторических боевиках. К десятой годовщине Октябрьской революции были приурочены две эпохальные картины отечественного немого кино: «Кастусь Калиновский» Владимира Гардина и «Его Превосходительство» Григория Рошаля с общим бюджетом около 250 000 рублей. О первом фильме говорилось, что «ён паказвае спецыфічны фальклёр і быт Беларусі, а таксама рассказвае шматлікім народам пра тую гераічную барацьбу, якую вёў Кастусь Каліноўскі разам з сялянамі за вызваленне ад царскага і панскага ўціску». Молодой советской республике нужны были правильные исторические герои – и социалист Константин Калиновский на экране стал народным вождем и предтечей большевиков. Позже его назовут польским реакционером, а пленка с фильмом отправится на склад.

Что же касается картины «Его Превосходительство», то она рассказывала о члене партии БУНД сапожнике Гирше Леккерте, который в 1902 году устроил покушение на виленского губернатора фон Валя, устраивавшего показательные порки среди рабочих-евреев и поляков. Губернатор был ранен в ногу, за что Гирш Леккерт был повешен. «Гэты рабочы і рэвалюцыянер па-геройску трымаў сябе як у часе арышту, так і на допытах і на самой шыбеніцы. Ад прапановы рабіна спавядацца перад сьмерцю ён катэгарычна адмовіўся…». Еще одной важной темой в фильме был образ «нового еврея-пролетария», отказавшегося от своих архаичных традиций.

Эти картины показывали не только в кинотеатрах. «Белгоскино» использовало в 1927 году 50 кино-передвижек с иностранной аппаратурой, которые разъезжали по деревням и местечкам – пропагандировали успехи большевистского строительства и «несли культуру в массы».

Национальным беларуским героем становится еврей Гирш Леккерт

Беларуские города были центрами еврейской культуры и политической деятельности. Минск в 20-е годы был настоящей столицей идиша, который являлся одним из государственных языков БССР. Деятелям народа Израиля советские власти уделяли много внимания. Что же до Гирша Леккерта, то его имя стал носить Минский пивоваренный завод (современная «Аливария»). Ирония была в том, что до этого завод принадлежал дворянину, немцу Францу Леккерту!

В 1922 году 1-я, 2-я и 3-я Нижне-Ляховские улицы превратились в улицы Леккерта (современные Октябрьская и Ульяновская). Кроме этого, на Соборной площади (современная площадь Свободы) большевиками был снесен бюст императора Александра II, а на оставшийся пустым постамент была водружена табличка с именем «Гирш Леккерт». В 1939 году на месте памятного знака появился фонтан. Сейчас же на месте фонтана стоит восстановленное здание Минской ратуши. Именем Леккета в Минске был назван совхоз, расположенный в районе улицы Людамонтской (Мельникайте). Улицы Леккерта появились в Витебске (бывшая Троицкая), Бобруйске (вместо Семеновской), в Мозыре (некогда Николаевская), там же появились и два переулка Леккерта. В какой-то момент Гирш Леккерт стал настоящим национальным беларуским героем!

Старые названия улиц, снос старых памятников и установка новых не дают покоя горожанам до сих пор. Как вы можете видеть, актуальным этот процесс был всегда.

Среди интеллектуалов появляется мода на краеведение

Важным событием в культурной жизни республики стал Второй Всебеларусский съезд краеведов, который прошел 10-13 февраля 1927 года. Краеведческие организации и кружки распространились по всей территории БССР. Все они стремились изучать родной край, проводить комплексные исследования, организовывать музеи и собирать коллекции – прямо как нынешние активисты. Правда, тогда результаты их деятельности отправлялись в секции Института белорусской культуры и издавались отдельными сборниками. За полтора года общая численность участников краеведческих организаций выросла от трех до семи тысяч человек. Центральное бюро кравеведения издавало журнал «Наш Край» с интереснейшими материалами по исследованию языка, фольклора, истории, флоры и фауны края. Над дизайном обложек трудился «летописец Минска» – художник-график Анатолий Тычина. В краеведческое движение входили практически все беларуские интеллектуалы: от академика Владимира Пичеты и Николая Азбукина до молодого Кондрата Крапивы и гения Николая Касперовича.

Это явление не могло остаться без внимания властей. Каждая резолюция съезда краеведов рассматривалось на заседании ЦК компартии Беларуси, а их самих курировал председатель ГПУ БССР Роман Пилляр, племянник Дзержинского и потомок балтийских аристократов. Потом он писал в отчетах – «…для выявления национал-демократов и их последующей ликвидации». Как я уже неоднократно говорил, интеллектуал рискует всегда, особенно если занимается «рискованным мышлением».

Шпионы и теракты или просто пьяные НКВДшники

7 июля 1927 года БССР потрясли сразу два события. В Польше на Варшавском вокзале 19-летний Борис Коверда застрелил светского дипломата, полномочного представителя СССР Петра Войкова (настоящее имя Пинхус Лазаревич Вайнер). Нужно сказать, что Войков был старым испытанным революционером, и, имея при себе оружие, начал отстреливаться, но Коверда оказался проворнее. Разразился нешуточный дипломатический скандал, газеты выходили с заголовками про козни английских агентов.

Борис Коверда, который в Польше был приговорен к пожизненным каторжным работам, был назван агентом монархистов.

В СССР этот случай использовали для окончательной расправы над старыми царскими специалистами, уже через несколько дней в Москве было расстреляно 20 «монархистов». В Минске и других городах БССР прошли массовые митинги и траурные процессии, посвященные гибели дипломата. Войкова похоронили с почестями в некрополе у Кремлевской стены.

В тот же день на железнодорожном перегоне Ждановичи-Минск у деревни Масюковщина произошло крушение автодрезины, в которой ехали сотрудники ГПУ, в том числе и Заместитель Председателя ГПУ БССР, начальник Белорусского отделения Главного таможенного управления СССР Иосиф Опанский. В результате Опанский и его личный водитель Николай Голубев погибли, а чекисты Корытов и Федосеенко были тяжело ранены. По официальной версии они направлялись в Минск из Радошковичей, где ими был захвачен польский офицер, некто Яни.

Иосиф Опанский был видной и очень влиятельной фигурой не только в Белорусской Республике, но и в силовых структурах всего Союза. У него был блестящий послужной список. Уроженец Вилькомироского уезда (Литва), с 1917 года был на партийной и подпольной работе в Литве и Беларуси, в 1919 году – в органах госбезопасности, через год стал заместителем начальника особого отдела 16-й Белорусско-Литовской армии, а в 1923 году – он уже начальник высшей пограншколы ОГПУ. Кроме этого Иосиф Опанский был причастен к разгрому организации Юрия Листопада и операции «Синдикат-2» по аресту Бориса Савинкова (о которой я уже писал). В 1925 году он лично допрашивал Якуба Коласа на предмет антисоветской деятельности, а затем сигнализировал в Москву о засилии контрреволюционных элементов и национал-демократов в среде беларуской интеллигенции.

Гибель такого человека была событием чрезвычайным. Уже на следующий день газеты писали, что доблестный чекист пал от рук контрреволюционеров и шпионов. Предполагали, что убийства Войкова и Опанского – звенья одной цепи. В Минске прошли пышные траурные мероприятия с участием самых первых лиц.

Однако, помимо версии о гибели сотрудников ГПУ в результате теракта, существуют и другие. Например, Франтишек Олехнович в повести «У капцюрох ГПУ» написал, что Опанский и остальные пассажиры были пьяными и просто не справились с управлением. Автор нарисовал портрет чекиста: «Быў гэта бляндын у сярэдніх гадох, добра адкормлены, са сьвірлячым поглядам…». Для советской системы Опанский был героем, для людей вроде Олехновича, который на себе испытал все приемы чекистских допросов, – палачом и преступником.

Но, согласитесь, могла иметь место и простая авария. Дело в том, что состояние путей беларуской железной дороги оставляло желать лучшего, и там периодически случались крушения составов. Но учитывая еще худшее состояние других транспортных путей (асфальтирование дорог началось значительно позже), чыгунка оставалась самым быстрым и эффективным средством передвижения. Большевики носились с бешеной скоростью не только на поездах или дрезинах, на рельсы ставились автомобили, грузовики и даже бронетранспортеры. Набрав большую скорость, транспортное средство могло перевернуться на повороте и полететь под откос. В пользу этой версии говорит и то, что в тот день шел сильный дождь. Кстати, о судьбе пленного польского офицера Яни ничего не известно. Погиб ли он, сбежал, или его вообще не было – мы не знаем.

ГПУ/НКВД желали отчитаться о проведенной работе по громкому делу. В результате были арестованы и сосланы в Архангельскую область несколько крестьянских семей, чьи участки находились рядом с местом крушения.

Кроме этого был арестован некий доктор Львович, который работал в доме отдыха Ждановичи. Вина доктора состояла аж в том, что в тот день он прогуливался по станции, провожая супругу в Минск, и, услышав про аварию, слишком долго добирался до места происшествия. В итоге он получил год тюрьмы, что по тем временам можно считать еще довольно мягким наказанием. Совсем недавно было закрыто дело «Белого Легиона», а сейчас проходят суды по делу публицистов «Регнум». Интересная параллель, не правда ли?

Иосиф Опанский и его соратник Голубев были с почестями похоронены на Военном кладбище (современная улица Козлова). Их надгробия стоят недалеко от Якуба Коласа и Павлюка Труса. Одна земля приняла в себя людей, стоявших по разные стороны: и жертв, и их палачей. Впоследствии знаменитый Заир Азгур изваяет бюст видного деятеля ГПУ, как слепит он и «песняра Беларуси». А что? Народному художнику приходится угождать всем.

Поэзия, которая не спасла поэтов

Поэтам приходилось не только воспевать любовь и красоту пейзажей родной земли, но и слагать оды правителям, тиранам и даже «рыцарям плаща и кинжала». Некоторые делали это, как ремесленники, а другие вкладывали настоящий талант. Например, молодой драматург Анатоль Вольны посвятил павшему Опанскому проникновенные строки:

«Мінуюць дні… Бягуць і гінуць
І як учора
чорны
бор…
Скажы, пашто сягоння ў дамавіну
Хаваем промень нашых зор?
Скажы мне, як з цудоўнай верай
Ён дагарэў крывёй зары…
Скажы, пашто спынілі сэрца,
Якою подласцю, скажы?
Скажы мне, як з халоднай сьмерці
Вярнуць юнацтва зноў красу?
……….
У адказ я чую: хвоі сьцелюць
Калючкі-сьлёзы як расу.
Не!.. Не!!!
Нічога не скажу я!
(Нам зразумела ўсё бяз слоў
Падлічым ўсё!...
І не даруем!
Так рана скошаных галоў!»

Между этими строками и выстрелом в затылок у ямы на окраине Минска прошло целых десять лет. Поэт был арестован и расстрелян уже другими чекистам. Прежние заслуги, оды коллективизации и борьбе с классовым врагом тут ему не помогли. А если из стихотворения убрать персоналию чекиста, то оно подойдет в качестве описания судеб целого поколения беларусов, живших в то противоречивое и яркое время. Кто-то ушел слишком рано, кому-то не дали написать лучшие слова или сделать открытие, а кто-то пытался работать, несмотря ни на что. Правда, итог у интеллигенции того времени обычно был одинаковый.