KYKY: Вера, вы несколько раз были у нас. Как вам Минск?

Вера Полозкова: Я очень люблю Минск. Я приезжаю уже какой раз подряд осенью – наверное, раз третий или четвертый. Мне нравится, что мы каждый раз привозим какую-то новую историю, нам удаётся целиком переделать то, что мы делали до этого. И мы всегда в каких-то новых составах приезжаем. И соответственно, мне кажется, нам удаётся рассказывать дорогому Минску всё новые истории. У меня здесь много друзей, сегодня они пришли на концерт, причем со многими из них мы познакомились не в Минске, а в самых разных уголках мира. Например, одна барышня, которая сегодня будет в зале, – моя дорогая индийская подруга, просто она проживает в Минске, и большое счастье – её здесь встретить и позвать на концерт.

Минск — это такое фантомное детство. Может, в мои семь лет так Москва выглядела, когда всё еще не было дико коммерческим, когда еще не было рекламы, и когда не были все дворы в центре за шлагбаумами и под кодовыми замками. Это очень уютное чувство.

KYKY: Два года назад вы назвали себя фанатом нашего «национального героя» Сергея Михалка. Его всё ещё можно так назвать?

Вера: Он крутой, мне кажется. До сих пор. Документы сейчас могут быть разные. И у нас это тоже актуальная история. Очень много людей, которые приезжали в Москву ставить спектакли и играть концерты, стали невъездными. Но документы это одно, а сила влияния на людей – это другое.

Такие люди, как «Океан Эльзы» в Украине, такие люди, как бывший «Ляпис Трубецкой» (жалко, что бывший, кстати) для Беларуси – это история, определяющая цитаты, которыми говорят два поколения подряд.

И какие бы у них ни были (хоть зимбабвийские) паспорта, они всё равно национальные герои. Это еще круче, что им делают биографию, что они играют концерты в сопредельных государствах, чтобы на них приезжали все минчане и там их встречали. У нас тоже есть такой спектакль, который все ездят смотреть в Ригу, потому что режиссёр не может в Москву попасть. В этом есть своеобразие, поэтому всё происходит правильно.

KYKY: Как вы относитесь к борьбе за Светлану Алексиевич между белорусами, россиянами и украинцами?

Вера: Это очень глупо. Она прекрасный, именно белорусский автор, и огромное счастье, что белорусский автор получил Нобелевскую премию. Мы просто так или иначе все родились и выросли примерно в одном государстве, и мне приятно, что это человек, который осмысливает историю этого государства, рассказывает о судьбах людей, рожденных и умерших в этом государстве, и пишет правду об этом. И это самое главное, а всё остальное – это отвратительная повестка дня. Кто чей писатель, у кого какие документы, кто что говорит о текущем режиме в России или Беларуси – это всё сойдет, как с яблонь дым.

Не обсуждают ведь уже политическую позицию Пастернака или Бродского, и это всё неважно будет уже через двадцать лет. А то, что белорусский автор стал нобелевским лауреатом – это будет существенно. И возможно, обо всей остальной белорусской и части русской литературы заговорят благодаря тому, что мы сопредельные государства, мы близко находимся, у общий язык. Просто люди мыслят очень местечковыми какими-то вещами, не видят масштабов настоящих событий, и это очень жалко. Но мы ничего не можем сделать в этом случае.

KYKY: Как вы начали писать детские стихи? Они от взрослых для детей или от детей для взрослых?

Вера: Это самая прекрасная работа, которая у меня когда-либо была, честно сказать. Ни от чего большего удовольствия, чем от этого, я не получала. Это стихи для детей и от лица ребенка. Стихи про то, что происходит с ним каждый день. Про строительство шалаша, покупку собаки, велосипед, ссору с одноклассником и выпадение зубов – то есть про все важные вещи, которые происходят с детьми и которые очень влияют на то, что они говорят и чувствуют.

Это стихийно возникло, мне очень захотелось просто попробовать, я никогда в жизни не писала детских стихов и была уверена, что не преуспею в этом. Потом мне предложили сделать книжку довольно быстро,и нашелся невероятный иллюстратор, девушка-умница, которая очень быстро взялась за дело. И если получится, мы зимой ее уже выпустим, и я надеюсь, что она до Минска доедет. Она будет очень смешная. У меня уже есть гранки, и они мне очень нравятся. Мне кажется, если б такая книжка ко мне попала в детстве, мне было бы смешнее жить на свете.

KYKY: Вас всё время спрашивают о любимых поэтах – вы выделяете Бродского и Цветаеву. А из писателей-прозаиков?

Вера: Набоков, Джонатан Сафран Фоер – знаете такого прекрасного человека? Он жив-здоров, современник наш, и ему даже нет ещё сорока. Он абсолютно гениальный человек. Их очень много… Питер Хёг – человек, который написал «Смилла и её чувство снега». Пусть будет Рэй Бредбери, и пусть будет Курт Воннегут. У него есть книжка «Синяя борода» – почитайте пожалуйста её обязательно: это самая грустная и нежная книжка об искусстве и о том, как оно делается. И о человеке в искусстве – одиночке, который способен всё перевернуть в последний момент.

KYKY: Инсталляции и звук – это создание атмосферы или в 21 веке недостаточно просто читать стихи со сцены?

Вера: Меня все спрашивают, зачем вам нужно подкрепление в виде видео или музыки. Мне не нужно подкрепление. Мне интересно сделать то, что еще не было придумано. Что мы сегодня покажем, точно ещё придумано не было. Мне оно нравится, потому что очень точно работает на атмосферу, а атмосфера – это практически главное, что происходит или не происходит, когда люди читают стихи. Потому что либо происходит погружение в околотрансовое состояние, когда ты выпадаешь из рутины, – тогда произошло. Тогда тебе немножко показали, как должно быть. Если с тобой никакой трансформации не происходит, и ты какой пришел – такой ушел, тогда не сработало. И эта большая работа направлена на то, чтобы погрузить человека не в нас (что у нас два музыканта на сцене, видеодизайнер и я и звукорежиссер – мальчик за сценой), а в него самого. И если получится погрузить человека в него самого – тогда все правильно получилось.

KYKY: Что делать, если в голове созрела ненаписанная книга, но писать всё равно не получается?

Вера: Всё, что вам дано сделать, надо обязательно доделывать до конца или реализовывать хотя бы на какую-то часть.

Я долго считала, что сама это придумала: как книги мстят людям, которые их не написали, разлагаются в них.

А потом я достала старый индийский эпос. Там вообще про другое: про астрологию, мифы… И там написано: одна женщина знала несколько сказок, но никогда никому их не рассказывала. Однажды ночью они окружили и задушили эту женщину за то, что она никогда их не рассказывала. В общем, если есть у тебя какое-то сообщение, которое с помощью тебя должно быть передано большому количеству людей, а ты его не сообщаешь – кара будет, к сожалению, жестокой: за любые нереализованные таланты, возможности или всего-навсего сообщение, которое надо передать кому-то еще.

KYKY: Почему всегда есть стихи, которые не читаются на концертах и не попадают в сборники?

Вера: Я понимаю, что для них ещё не пришло время. И они просто настолько будут ранить людей, которые себя в них узнают, что мне лучше их не читать со сцены, чтобы они на них не наткнулись. Или они были написаны, а спустя какое-то время мне стало понятно, что они мне не нравятся. Знаете, когда долго воды нет, а потом дают, она такая ржавая течет. И ты не можешь ни помыться, ни чайник поставить. Вот не было долго стихов, а потом включили воду, но она ржавая. И ты так радуешься, что хоть что-то написал, что не можешь отследить, что лучше не надо. Их достаточное количество, и я рада, что их так. Было бы неправильно, если бы всё публиковалось. Не было бы никакой работы с текстом.

KYKY: Какие у вас взаимоотношения со своими старыми стихами?

Вера: Меня вчера в эфире радио попросили прочитать стихи из книжки, которая у меня вышла в пятнадцать лет. Я отказалась наотрез, я сказала: «Ребята, что угодно – любые деньги…» Просто некоторые вещи не надо вспоминать (смеётся). Некоторые вещи, за которые было остро стыдно ещё пять лет назад, превратились просто в ностальгические. И думаешь: а что это я так переживала? Внутри становления, когда ты находишься в периоде доказательства людям («вы даже не представляете, на что я способен» – так тебе хочется о себе заявить), ты очень стесняешься всего, что не дотягивает, как тебе кажется. Потом ты успокаиваешься и понимаешь, что тем, кому хотел, ты всё доказал, а тем, кому не доказал, уже никогда и не докажешь. Это удивительное открытие, но оно довольно страшное: ты думал переубедить всех, кто тебя ненавидел. Есть такой фильм «Бродский не поэт», его снял мой друг Коля Картоза. Там появляется человек, который выслал Бродского из страны. Появляется уже очень старым, после смерти Бродского. Ему говорят «Вы подписали указ о высылке» – «Ну да, потому что он был мерзавец, и ему было не место в этом государстве».

«Подождите, но это же Нобелевский лауреат, он преподавал в университете». – «Ну да, его там вытягивали, а так он был мерзавец мерзавцем». Есть люди, которых ты не переубедишь никогда.

И в тот момент, когда это становится ясно, тебе перестаёт быть неловко за какие-то вещи. Это оружие, которое может попасть к врагу. И тебе кажется, что тогда тебя разоблачат – ну, и пусть упиваются этим. У нас, слава богу, есть много работы другой.

KYKY: Если человек говорит, что новости – мусор, а лучше посмотреть приятный фильм, его можно понять или это отсутствие внутренней работы?

Вера: Тут разные вещи. Людей, которые не смотрят телевизор и не читают новости, я очень хорошо понимаю. Информационная токсичная среда тебя реально обездвиживает. Насмотришься с утра новостей и не понимаешь, как жить дальше: работать, с ребёнком гулять – ты отравленный сидишь. А есть отношение к искусству как к занавесочкам. Я недавно рассказывала про Райкина, который говорил: «Почему вы относитесь к театральным постановкам как к выбору занавесочек? Чтобы не сильно отвлекали и радовали глаз при этом. Конечно, театр создан, чтобы сильно отвлекать, а остальное – это не театр, это шапито, которое вы возите для ваших корпоративов». И тут я согласна, есть люди, которые избегают погружения в любую серьёзную канву, избегают серьёзных разговоров. Я прям видела: «Пожалуйста, не грузите меня этим». Тут мне становится их жалко, потому что в погоне за душевным комфортом они совсем не растут, не меняются. Это очень грустная история, потому что это же единственная цель, которая у нас есть, – как-то измениться.

KYKY: На ваших концертах люди совершенно разного возраста, пола и культур. Вы голос какого-то поколения или поэт должен быть для всех?

Вера: Я не считаю себя голосом никакого поколения, я просто вижу, какие разные и поколения, и национальности, и семьи приходят ко мне на концерты – что мне приятно всегда видеть. Если мне повезло говорить то, что иногда люди не могут сформулировать, и они находят какие-то ответы на свои вопросы, то моя работа сделана. А самое крутое, когда к тебе приходят, например, мать и дочь, и говорят: «Мы не могли поговорить, пока мы не побывали у вас на концерте. А у вас там есть стишок про мать, и вот, мы с этого момента помирились». Ты понимаешь, что сработал как терапевт, даже если ты не трогал этих людей, не знаешь их историю. Вот это самая главная награда, которая может быть.